— Что ты сказала? — импульсивно спросила она мать.
— Ничего, дорогая. Невежливо задавать такие вопросы. А теперь иди поиграй.
— Ты сказала что-то о тете Джоанне.
— Элизабет… — с угрозой в голосе начала мать, но та не дала ей договорить.
— Ты сказала. А если я невежлива, то и ты невежлива. Ты сама всегда говорила, что шептаться нехорошо. — Она вскочила и с покрасневшим от гнева лицом поспешила в конец пляжа к своему другу — Большому камню…
Взрыв смеха в большом доме за садом вернул девушку в настоящее. Смех повторился, на этот раз в нем звучали смятение и испуг. Она прислушалась. Несмешной смех раздался снова и быстро замер в ночной тиши. Что они там делают? Во что-то играют? Идиоты! Эти Дейли просто ужасны…
Смеха больше не слышалось, и в наступившей тишине она снова превратилась в девочку-подростка, в свои девять, десять, одиннадцать, двенадцать лет уходившей подальше от голосов взрослых. Однажды один из этих голосов сказал: «Она похожа на отца… у нее такой же длинный нос». В ту ночь она оторвала взгляд от шара и, уткнувшись носом в подушку, молилась: «Боже, сделай меня такой же красивой, как все считают Линет!»… Но утром нос у нее остался прежним, и она потеряла веру в силу молитвы. «Наплевать!» — пробормотала она и отправилась по слепящему песку к своему другу Большому камню, которому тоже было наплевать на ее нос. Два льва в одном конце пляжа и Большой камень — в другом. Двух львов она побаивалась, потому что по-настоящему их и не знала, а Большой камень любила, часто сидела на нем и разговаривала с ним. Широкий, старый, темно-коричневый, он торчал из песка, полого спускаясь к воде. Она вскарабкивалась на него и пилила его шкуру щепкой. Щепка не оставляла на нем следа и, значит, не делала ему больно. Теплая коричневая поверхность казалась самым надежным местом на свете, и девочка чувствовала себя на ней очень уютно. (Много, много лет спустя, когда она привела Яна познакомиться с Большим камнем, друг ее детства как бы съежился и погрузился в песок, и она чуть не расплакалась.)
Уйдя как-то от взрослых к Большому камню, она встретила там темноволосого мальчика, которого не видела раньше. Он был немного старше и крупнее ее. Его присутствие раздражало, но она промолчала и, вскарабкавшись на камень, стала ковырять его своей щепкой.
— Что это ты делаешь? — поинтересовался мальчишка.
— Ничего, — холодно ответила Элизабет.
— Щепкой ты его никогда не продырявишь, здесь нужен динамит.
— Знаю. — Она вдруг с ужасом представила себе разорванного взрывом друга.
— Слушай, хочешь я тебя пощупаю?
Она не поняла и промолчала.
— Это здорово, — пояснил он, и в ней шевельнулось странное любопытство. — Спорим, ты не разрешишь?
— Спорим, что разрешу! — заносчиво и испуганно выпалила она и дала ему дотронуться до себя.
— Ну как, приятно? — самодовольно осведомился он.
— Не-а, — ничего не почувствовав, ответила она.
— Нет, тебе приятно! — разозлился он. — Мой папан говорит, что в жизни стоит делать только три вещи: драться и заниматься любовью. А я только что занимался с тобой любовью и знаю, что это здорово.
Презрительно оттолкнув его, она спросила:
— А третья?
— Делать деньги, но это не для тебя. Мой папан говорит, что чертовы женщины не могут делать деньги. А у меня будут миллионы фунтов! — выкрикнул он напоследок и, раскинув руки «самолетом», помчался по пляжу.
— Дурачок! — пожала плечами Элизабет и снова принялась ковыряться в Большом камне, довольная, что ее оставили в покое…
«И именно там, — думала она, мечась на постели, — мы… О, Ян, любимый!..» Болезненная тоска охватила ее, потом отпустила, и она опять погрузилась в детство.
Вот она на солнцепеке пилит щепкой Большой камень, а в тени мать, в белом платье и соломенной шляпе, занимается рукоделием… Ритмичные повторы сонной памяти. Другие голоса, другие цвета взрослых, темные шелка пожилых, их монотонные сплетни… «Как жарко… Бедная Джоанна… Алек в Лондоне… За кого она вышла?.. Бедная Джоанна…» И вечный рефрен за чаем, когда их с Линет звали к столу: «Ах, какая душка!» Линет с розовым личиком и россыпями кудряшек… Ее же встречали сухим: «А вот и Элизабет» и тискали Линет, давая ей сдобные пышки, джем и… уверенность.
