– Я научу тебя быть воином, точно так же, как научил охотиться. Но должен тебя предупредить: как умение охотиться не сделало тебя охотником, так и овладение искусством воина не сделает тебя воином.
Я испытал сильнейшее замешательство, физический дискомфорт, граничащий с истинной мукой. Я пожаловался на одолевавшие меня яркие сны и кошмары.
Казалось, он минуту раздумывал, затем снова сел рядом.
– Это какие-то заколдованные сны, – сказал я.
– Ты всегда видел волшебные сны, – возразил он.
– Поверь, то, что мне снится теперь, не похоже на то, что я видел прежде.
– Не волнуйся. Ведь это – всего лишь сновидения, какие свойственны обычному человеку. У них нет силы. Так стоит ли беспокоиться либо говорить о них?
– Они меня тревожат, дон Хуан. Неужто их нельзя остановить?
– Нельзя. Они должны пройти сами по себе, – ответил он. – Пришла пора стать доступным силе, и ты начнешь со сновидения.
Тон, которым он произнес это слово – «сновидение», – указывал на то, что он придает ему какой-то свой особый смысл. Я стал обдумывать вопрос, который хотел бы задать ему, но он заговорил опять.
– Я никогда не рассказывал тебе о сновидении, поскольку до сих пор учил тебя одному лишь искусству охоты, – промолвил он. – Охотнику не нужно уметь обращаться с Силой, и потому его сны – это просто сны. Они могут вызывать сильные чувства, но это не сновидение.
А вот воин, напротив, ищет Силу, и сновидение – один из путей ее достижения. Можно сказать, что разница между охотником и воином заключается в том, что воин идет по пути к Силе, тогда как охотник ничего или почти ничего о ней не знает.
Нам не дано решать, кто может быть воином, а кто – всего лишь охотником. Это вправе решать лишь те силы, которые движут людьми. Вот почему твоя игра с Мескалито была столь важным знамением. Это Сила привела тебя ко мне; она доставила тебя на автобусную остановку, ты помнишь? Некий клоун привел тебя ко мне. Это верный знак, когда на тебя указывает какой-то клоун. Поэтому я сделал из тебя охотника. А потом был еще один верный знак – сам Мескалито играл с тобой. Понятно, что я имею в виду?
Жуткая логика его рассуждений ошеломляла. Из его слов возникал образ меня самого, уступающего чему-то ужасному и неведомому, к встрече с чем я не был готов и в существование чего не мог бы поверить, обладай я даже самой бурной фантазией.
– Что же, по-твоему, я должен делать? – спросил я его.
– Стань доступным Силе; ухватись за свои сновидения, – сказал он в ответ. – Ты называешь их снами, поскольку не властен над ними. Воин – тот, кто ищет Силу, и он не зовет это сном. Сновидения для него – реальность.
– Ты полагаешь, он принимает сны за реальность?
– Он никогда не принимает одно за другое. То, что ты называешь сном, воин зовет реальностью. Ты должен понять, что воин не глуп. Воин – безупречный охотник, охотник за Силой; он не пьяница и не наркоман, и у него нет ни времени, ни желания блефовать, лгать себе самому либо делать неправильные ходы. Слишком высоки его ставки. На кону стоит его устоявшаяся, организованная жизнь, на которую у него ушло так много времени, чтобы сделать ее совершенной. Он не намерен швырять эту жизнь на ветер вследствие нелепого просчета либо случайно приняв что-то одно за нечто другое.
Сновидение для воина реально, поскольку в нем он может действовать сознательно, принимая и отвергая решения. Здесь он может выбирать между массой вещей, способных привести его к Силе, здесь он может манипулировать ими и использовать их, тогда как в обычном сне он не в силах действовать намеренно.
– То есть ты хочешь сказать, дон Хуан, что сновидение реально?
– Да, это так.
– Столь же реально, как то, что мы делаем сейчас?
– Если ты склонен к сравнениям, то могу сказать, что сновидение куда более реально. Благодаря ему ты получаешь силу, посредством которой можешь менять ход вещей и событий; ты можешь обнаружить бессчетное множество таинственных фактов; ты можешь управлять всем, чем пожелаешь.
Подобные умозаключения дона Хуана никогда не доходили до меня с первого раза, поскольку требовали определенной подготовки. Я легко мог бы понять его приверженность мысли о том, будто во сне можно делать все что угодно, но мне было трудно принимать это всерьез. Между нами лежала огромная пропасть.
