Глава 5
Принять ответственность
Вторник, 11 апреля 1961
Ранним утром 9 апреля я приехал к дому дона Хуана. Было воскресенье.
– Доброе утро, дон Хуан! – поздоровался я. – Рад тебя видеть!
Взглянув на меня, он мягко рассмеялся. Он подошел к машине, открыл дверцу и держал ее, пока я вытаскивал привезенные ему пакеты с продуктами.
Мы пошли к дому и уселись возле двери.
Впервые я по-настоящему осознал, что делаю здесь. Три месяца я буквально с нетерпением ждал очередного выезда «в поле». Словно мина замедленного действия разорвалась внутри меня и заставила внезапно вспомнить нечто, имевшее для меня трансцендентальное значение. Однажды я уже был очень терпелив и действовал исключительно эффективно.
Прежде чем дон Хуан смог что-либо сказать, я задал ему вопрос, который не давал мне покоя. Все три месяца меня одолевали воспоминания о белом соколе. Как мог дон Хуан о нем узнать, если сам я об этом давно забыл?
Он засмеялся, но не ответил. Я умолял его объяснить.
– Это все – ерунда, – сказал он со своей привычной убежденностью. – Любой тебе скажет, что ты странный. Просто ты все время находишься в каком-то оцепенении и потому нечувствителен. И всего-то.
Я почувствовал, что он опять заговаривает мне зубы и загоняет в угол, куда мне не очень-то хотелось.
– Разве можно увидеть собственную смерть? – спросил я, пытаясь не дать разговору отклониться от темы.
– Конечно, – со смехом ответил он. – Она всегда рядом с нами.
– Откуда ты это знаешь?
– Я уже стар. С годами человек многое узнает.
– Я знаком со многими стариками, но они ничего подобного не знают. Как вышло, что ты – знаешь?
– Скажем так: я много чего знаю потому, что у меня нет личной истории, потому, что не чувствую себя более важным, чем любое другое явление в этом мире, и потому, что моя смерть всегда находится рядом со мной, вот здесь.
Он вытянул левую руку и пошевелил пальцами, словно что-то поглаживая.
Я засмеялся. Я знал, к чему он клонит. Старый черт снова собрался поддеть меня, скорее всего, в связи с чувством собственной важности, но на этот раз я был не против. Воспоминание о бесконечной терпеливости переполнило меня ощущением странной, спокойной эйфории, рассеявшим практически всю мою нервозность и нетерпимость в отношении дона Хуана. Вместо этого я чувствовал, что каждое его действие в каком-то смысле было чудом.
– Но все-таки кто ты на самом деле? – поинтересовался я.
Казалось, он удивился. Он выпучил глаза до немыслимых размеров и мигнул, как птица. Его веки сомкнулись и разомкнулись подобно шторкам, не меняя фокусировки глаз. Неожиданный маневр дона Хуана меня испугал, я даже слегка отпрянул, а он рассмеялся по-детски непринужденно.
– Для тебя я – Хуан Матус, и я – к твоим услугам, – сказал он с подчеркнутой учтивостью.
Тогда я задал ему вопрос, не дававший мне покоя:
– Что ты сделал со мной в тот день, когда мы встретились впервые?
– Я? Ничего, – ответил он невинным голосом.
Я описал ему, что чувствовал, когда в тот раз он на меня взглянул, и насколько немыслимо для меня было буквально онеметь от одного только взгляда.
Дон Хуан хохотал, пока по щекам его не потекли слезы. Я подумал, что веду себя так серьезно и так осознанно, а он в ответ – настолько «по-индейски» в самом худшем смысле этого слова. Очевидно, он тут же уловил мое настроение и мгновенно прекратил смеяться.
После довольно длительных колебаний я все же сказал ему, что его смех разозлил меня потому, что я самым серьезным образом пытался понять, что со мной тогда произошло.
– А тут нечего понимать, – невозмутимо заявил он.
