– Я всё время думаю, насколько нас хватит?
– С такими темпами, мне кажется, ещё на сотню лет… Потом мы поженимся, ты родишь мне детей, я буду лежать целыми днями дома на диване, ни фига не делать, только любить тебя, с каждым днём всё больше и больше. Как тебе такое?
– Заманчиво, но на это я не клюну. Любить – это же так скучно, на одном и том же диване, с одной и той же женой – ты сойдёшь с ума раньше, чем обезумеешь. Кстати, чтобы ты выбрал: сойти с ума или обезуметь?
– Я склоняюсь к безумству. Полюбишь меня безмозглого?
– Когда нет достоинств – любят за недостатки.
– Прямо-таки и нет?
– Ну, есть один – ты хороший.
– Звучит, как болезнь.
– А что тебе не нравится?
– Хороший – это значит тот, который живёт по твоим правилам. Встречаешь ты его, а он открывает в голове своей инструкцию с пометкой «Её правила» и следует им, пока с тобой не расстанется. Ты с ним прощаешься и думаешь: какой хороший человек.
– Что же думает другой?
– Примерно то же самое: как же хорошо ей со мной было! Пусть теперь всем расскажет, какой я хороший.
– Слушай, мне ещё в книжный надо зайти, кое-что посмотреть для домашнего чтения по английскому.
– Пошли, люблю между полок слоняться, в запахе типографии. Мне нравится в этом слове первая часть: мы тут типа графили для вас, типа столько умных книг для вас написали.
– В книжном сегодня аншлаг. Тебе не кажется, что люди слишком много читают? Неужели это действительно помогает им жить?
– Скорее, выжить.
– Откуда столько пессимизма?
– Выжать из жизни всё. Весёлые человечки треплют книги, они вытряхивают из них чью-то чужую истину. Наверное, своя опротивела, и рассуждают: «Вот так я хотел бы жить, а вот так – умереть, а это возбуждает, хотя и пошлость», смотрят на обложку, потом – на цену, потом – на тираж, и ставят обратно.
– Пошлость возбуждает сильнее, чем красота.
– Потому что её можно потрогать, она всегда голая, а красоту ещё надо раздеть.
– Но это же дорого.
– Если ты про свою, то да, это дорого, мне даётся дорогой ценой.
– Ты слишком медленно раздеваешь.
– Просто я не тороплюсь.
– Да нет, ты боишься.
– Да – я трус, тушуюсь перед прекрасным. Чёрт, ты связалась с трусом. Та, что спряталась за трусами, связалась с трусом. Ок, сегодня я тебя возьму.
– Как эту книгу?
– Да, ты станешь моей настольной книгой, нет, лучше – надиванной, я буду читать тебя от корки до корки днём и ночью.
– Тогда уж до икорки.
– Ты эту решила взять?
– Нет, у этой мне не понравилась обложка.
– А вовнутрь ты заглянула?
– Название слишком много говорит за себя. Какие странные имена у книг!
– Не то, что у нас.
– Они уникальные, по ним можно определить, что внутри, по человеческим – никогда. Имя Мэри… Ничего не говорит, никакой информации. Выстраивай дальше отношения, чтобы что-то узнать, убивай время, нервничай, жди звонка… Не факт, что ещё повезёт.
– Поэтому у книг больше шансов стать нарицательными. Ты не преувеличивай своё значение – будешь неуязвима, зачем тебе эти нюансы, детали личной жизни, есть девушка Мэри. Хочешь? Бери, открывай, листай. Не хочешь – положи на место.
– Если каждый, кому я приглянусь, начнёт меня брать, что от меня останется? Меня и так раздражают люди. Их тут слишком. Но я в отношениях с человечеством. Взять бы всех и бросить.
– Не разбрасывайся, у тебя всё в единственном экземпляре, и я тоже.
– Смотри как обильно Донкова на Достоевского легла, всем телом положила на обе лопатки – на полке под несколькими книгами Донковой лежал томик классика.
– Фолк, перестань пошлить.
– Чувствую, не отпустит, современное искусство тоже требует жертв. Смирись, классик, и отдайся.
– Фолк, перестань пошлить. Лично мне нравятся её романы, лёгкие и интересные. Не грузят.
– Судя по фамилии, ей должно нравиться снизу. На дне.
– Вот ты привязался, «На дне» Горький, но не в моём вкусе.
– Почему? Ранний очень хорош, очень горький, он потом ещё «Мать» написал.
– Ну это тебе, мне мать написала, чтобы я купила хлеба, хорошо, что напомнил.
– Горькому спасибо скажи. Ну, ты выбрала книгу? Пора, а то макулатура засасывает.
– Да, эту возьму. Ты её не читал?
– Вроде, только на русском.
– Ну и как?
