Президент Рональд Рейган только что счастливо избежал попытки покушения на свою жизнь. Все ежедневные газеты печатали на первой полосе фотографию, где он, поникнув, висел на руках своих телохранителей в позе, которую, должно быть, не раз принимал в вестернах, исполняя роли второстепенных персонажей. Не прошло еще и двадцати лет после убийства Джона Кеннеди, и вот кто-то решил повторить этот злодейский акт по каким-то неведомым соображениям. Интересная страна: в ней избавляются от президентов, как в кино — от докучливых посетителей. Телевизоры в витринах магазинов без конца повторяли hijacking[15], чтобы зрители не упустили ни одной подробности этого события.
Мы брели по улицам, куда глаза глядят, в полном восхищении; Люк сидел в своей колясочке, попеременно бодрствуя и засыпая. Интересно, что он думал об этих невероятных видениях, ведь до сих пор он только и знал что свою комнату, свой дом, ясли и булочную, да пару улиц в Брюсселе. Он питал слабость к такси, особенно желтым: завидев такое еще издали, он указывал на него пальчиком и долго следил за его извилистым пробегом по длинным улицам Манхэттена.
Башни-близнецы World Trade Center озаряли своими серебристыми бликами downtown[16]. Казалось, они будут стоять там вечно, как воплощение силы, властвующей над миром. Мы ступили на Бруклинский мост, висевший над Ист-Ривер. Люк в своем легком экипажике, тряско катившем по деревянным планкам дорожки для пешеходов (и бегунов-любителей), испускал восторженные крики, заглушаемые гулом автомобилей, мчавшихся внизу, у нас под ногами. Я насвистывал «Take a walk on the wild side»[17]. Мы шли спиной к Манхэттену и через каждые сто шагов оборачивались, чтобы еще раз с изумленным восхищением полюбоваться грандиозной панорамой, которая разворачивалась все шире и шире по мере нашего удаления — этим скопищем башен-небоскребов, выстроенных руками человека у кромки воды. Именно на этом фоне мы по очереди фотографировали Люка, восседавшего на своем «троне», словно султан из «Тысячи и одной ночи». А фотография Жюли, со смехом облокотившейся на перила моста, — классика жанра! — до сих пор стоит в своей узенькой рамочке на столе моего кабинета.
Мы поселились в Бруклине на Кэролл-стрит, недалеко от Проспект-парка, в квартире, предоставленной нам друзьями друзей; хозяев мы, честно говоря, никогда не видели, но мысленно благословляли каждое утро. На столе в гостиной они оставили нам послание с пожеланиями приятно провести время и хозяйственными инструкциями по поводу газа, плиты, горячей воды, розеток, душа, а главное, ключей. Чтобы попасть в квартиру, следовало использовать семь или восемь ключей, с которых невозможно было сделать дубликаты. Два (или три?) открывали дверь подъезда, два других — двери холла, последние три служили сезамом для бронированной двери квартиры. Ключи эти, неизвестных в Европе моделей, были оснащены какими-то пружинами и поворачивались то по часовой стрелке, то против. Основная часть послания как раз и относилась к этой процедуре с ключами, здесь же прилагались рисунки и стрелки. В первые дни мы тратили не меньше получаса, чтобы разрешить эту сложную задачу. Сразу же по приезде, после короткого совещания, было решено, что хранение драгоценного сезама возьмет на себя Жюли: только ее сумка могла выдержать такую тяжесть. И когда Жюли покидала квартиру, тщательно заперев за собой каждый замок, она с видом тюремщицы опускала тяжелую связку на дно своей сумки, где они издавали металлическое звяканье, хорошо знакомое всякому опытному зеку.
Нам требовалось не меньше часа, чтобы проехать на метро в центр Манхэттена. Мы освоили и длинные, и короткие маршруты. Люк не боялся оглушительного грохота поездов, и ничто не развлекало его больше, чем эскалаторы, спускавшие нас в недра земли. Однажды во время прогулки по Канал-стрит в Чайнатауне Люк заприметил живых омаров на витрине рыбной лавки. Я купил парочку, и мне упаковали их в целлофановый пакет, налив на дно немного воды. Жюли обожала омаров. А Люк обожал знакомиться с новыми существами. С трудом втиснувшись в переполненный вагон и проехав в давке несколько станций, я уловил какие-то подозрительные шорохи, исходившие из моего пакета. Клешни омаров продырявили целлофан, смертельно напугав нескольких пассажиров, и вода струилась на пол вагона. Раздались истерические крики. Пришлось нам выйти из поезда и срочно искать надежный пакет, который выдержал бы атаки омаров. Дома мы выпустили их на пол, и Люк завороженно смотрел, как они ползают друг за другом, пока Жюли кипятила воду. Погрузившись в кипяток, эти чудища начали менять цвет, становясь из черных оранжевыми. Такого Люк не видывал даже во сне. Жюли едва успела схватить его за руку, которую он решил сунуть в кипящую воду. Вот так воспитание Люка начиналось с самых простых запретов.
