Мы проезжаем через Гори. У крепостной стены, которая упрямо взметнулась над крышами почтенного старого города, на склоне горы приезжающих встречает гигантский бронзовый барельеф: юноша, сидящий на льве и держащий в левой руке вместе с опущенным вниз мечом гроздь винограда. Это новый символ города Гори, который впервые упоминается в летописи в VII в.
Проехав Гори, мы вскоре сворачиваем с великолепной автострады на север. До Цхинвали 32 километра, читаю я на дорожном указателе. Дорога поднимается вверх, петляет, она уже не такая широкая и хорошая. Гоги приходится сдерживать свой темперамент. Ревазу, кажется, — тоже. Его голос звучит еще более хрипло, когда он, едва мы отъехали километра три от Гори, наклоняется к водителю и показывает на спидометр. Это повторяется несколько раз, пока Кетеван не останавливает его, делая ему спокойным голосом замечание.
Реваз усаживается, смотрит через боковое окно на приближающиеся отроги Большого Кавказа, проводит ладонью по затылку и показывает на лесистые горы впереди нас.
— Южная Осетия, — говорит он, лукаво улыбаясь.
— Осетия? Почему Осетия? Я думал, мы едем в Рустави.
— Так мы туда и едем…
— Почему же тогда на север? Рустави ведь находится на юге? — Недоверчиво я смотрю на Реваза. Его поездка неведомыми путями становится мне подозрительной.
Хрипло смеясь, Реваз кладет мне на плечо свою руку.
— Мы едем через Южную Осетию в Рустави. Путь не прямой, согласен, но мне хотелось показать вам по дороге мою дачу.
— О, это очень мило. — Я покорно смиряюсь со своей судьбой.
— А как вы относитесь к тому, что в лесах Осетии вы можете встретиться с дикими животными?
— Что за дикие животные? — Я ему не верю. Он, видимо, снова хочет надо мной подшутить.
— Здесь водятся дикие кошки, медведи, волки, — говорит Реваз вполне серьезно.
— Как, в горах? — Я не могу ему поверить, но Кетеван подтверждает слова своего мужа.
— Южная Осетия кишит различными хищниками, — поясняет Реваз.
— Южная Осетия — разве это все еще Грузия?
— Да, автономная область, входящая в Грузинскую республику.
Пока мы все выше поднимаемся по горным кручам, лес на которых становится все гуще и гуще, и все ближе продвигаемся к Цхинвали, Реваз рассказывает об истории этого края и напоминает мне о Великой абхазской стене, на которую я буквально натолкнулся в районе Сухуми.
— Вам, видимо, говорили, что эта стена была построена для защиты от аланов, степных кочевников. Аланы — это ираноязычные племена. В XIII в. они бежали от нашествия монголов в горы Центрального Кавказа и в Закавказье (Южная Осетия) и ассимилировались с местным кавказским населением. Прямыми потомками аланов являются современные ираноязычные осетины.
Уже в сумерках мы проезжаем Цхинвали — нарядный, несколько напоминающий село городок с населением около 25 тысяч жителей. Постепенно я начинаю ощущать голод. Кажется, что Реваз и не думает куда-нибудь завернуть. С нетерпением он снова подгоняет бедного Гоги, может быть чувствуя свою вину за то, что в расположенный на юге Рустави приходится ехать через север.
Голодными глазами я вглядываюсь в лиственный лес и пытаюсь обнаружить за мощными буками, платанами и дубами крупную дичь, которая подходила бы для моего аппетита. В лесу где-то раздается щелчок. Удачной охоты! Может быть, мне для того, чтобы перекусить, надо сначала уложить медведя?
Но послышавшиеся мне щелчки — это удары топоров, шум тракторов и электропилы. В местных лесах много пород ценного дерева. Навстречу нам движутся целые колонны тракторов со специальными длинными прицепами. Вслед за ними, и тем плотнее, чем ближе мы подъезжаем к местечку Кваиси, идут сверхмощные самосвалы, груженые огромными монолитами, взятыми из многочисленных здешних каменоломен. Медленно и натруженно ползут колонны машин вверх по горным серпантинам…
Темнеет — как это всегда бывает в горах — внезапно.
Свет фар высвечивает табличку с надписью на грузинском языке. Развилка. Реваз подается вперед и говорит Гоги, чтобы он свернул направо.
Не раздумывая, Гоги тормозит и съезжает с шоссе в лес. Машину бросает из стороны в сторону, раздается скрежет. То, что Реваз ошибочно принял за дорогу, оказалось просекой, по которой обычно, видимо, ходят только лесовозы.