Я видел, как по узким каналам, пересекающим Бангкок, под мостами, по которым снует оживленная толпа, непрерывно скользят вместительные баржи, доверху наполненные рисом. При резких толчках тяжелая баржа накреняется, и быстрые струйки риса ссыпаются в темную воду. Иногда на огромные белые горы зерна садятся птицы. Рис повсюду — в лодках, на грузовиках, прямо на земле около лавок, в вагонах поездов; он — олицетворение Азии: больше риса — больше людей. В других местах жизнь зависит от многих продуктов земли, от богатства ее недр, от уровня развития техники. Здесь же зависимость прямая, элементарная. Однако не надо забывать, что в основе ее — человеческое терпение.
Терпение и буддизм… Наш поезд ползет вдоль одной из деревень. Еще едва рассвело, а буддийские монахи уже обходят дома, собирая пожертвования — рис. Оранжевый цвет их одежд ослепительно ярок на фоне мягких красок не успевшего стряхнуть с себя дрему утра.
На земле нет другой страны, в жизни которой религия занимала бы такое важное место. Почти все мужчины Таиланда, особенно жители деревень, проводят определенное время при храмах в качестве послушников, а потом и монахов. Они облачаются в оранжевое одеяние, представляющее собой обыкновенный кусок материи, обмотанный вокруг голого тела, и, далекие от покинутого ими мира, тратят многие месяцы и даже годы на молитвы и сбор подаяний.
Каждый житель раз в неделю либо раз в день, в зависимости от состоятельности или щедрости, кормит монахов. Это нельзя рассматривать как паразитизм. Любой человек может раз в жизни воспользоваться таким обычаем, тем более что монахи несут в народ получаемые в храмах знания. Пусть несколько своеобразные, знания эти в какой-то мере способствуют культурному развитию народа.
Не знаю, чему это приписать — то ли многочисленным монахам в лучезарных одеяниях, спокойно и мечтательно прохаживающимся по деревенским улицам, то ли благодушным торговцам, стоящим у дверей китайских лавок, то ли безоблачному утру, но я ощущаю здесь атмосферу мира и счастья. Как хорошо, что день начинается так: ведь я еду в Конкен, где мне предстоит видеть прокаженных.
Почему прокаженных? В Таиланде проказа — болезнь не самая распространенная. Она не смертельна. В наши дни проказа излечима. Кишечные болезни, малярия (несмотря на то что в результате активной деятельности органов здравоохранения число заболеваний сокращено вдвое) наряду с туберкулезом и авитаминозом — вот самые трудные проблемы. Смертность, вызываемая этими заболеваниями, еще очень велика: лишь сорок четыре процента детей достигает пятнадцатилетнего возраста (в странах Запада — девяносто три процента); восемнадцать процентов доживает до шестидесяти лет (против семидесяти процентов на Западе). Так почему же тогда меня интересует проказа, встречающаяся лишь среди незначительной части населения? Потому что проказа — болезнь, о которой сложены легенды, это социальное зло, влекущее за собой изоляцию зараженных, заболевание, которое, подобно всем другим, нуждается в лечении и профилактике, но, кроме того, еще и тревожит сознание. Проказа возвращает нас к древней евангельской притче о поцелуе прокаженного.
Само слово «прокаженный» ассоциируется с беспросветным мраком, вселяет ужас. Люди пытаются изгнать это слово из своего лексикона, заменив выражением «больной проказой». Тем не менее я продолжаю писать «прокаженные». И позволяю себе это не потому, что не понимаю значения этого печального слова, а потому, что вкладываю в него ровно столько, сколько оно означает. До последнего времени больных проказой подвергали пожизненной изоляции в лепрозориях, а людей, соглашавшихся за ними ухаживать, считали подвижниками, приносящими себя в жертву во имя человеколюбия. Таким образом, прокаженные невольно становились поставщиками святости: служение им обеспечивало место в раю. Ставят ли люди перед собой такую цель сегодня? Не наступило ли время, когда рай, прежде достигавшийся ценой человеческой жизни, должен стать доступным лишь живым людям в их земном существовании?
Не знаю, почему я говорю о рае. Быть может, под впечатлением тихого таиландского утра… Сойдя с поезда, мы проходим по базарной площади городка Конкен.
