— Но неужели же того же самого осознания нельзя достичь другими способами?
— Можно! Но у каждого свой Путь к совершенству. И либо ты мне веришь, и будешь делать так, как я скажу, либо завтра поутру мы расстанемся. Согласен?
— Согласен, — вздохнул Дмитрий. В конце концов, не зря же он проделал столь долгий путь, чтобы, несолоно хлебавши, вернуться обратно.
— Ну и ладно. А сейчас давай поедим, что Изначальные Предки послали, да и спать ляжем. Завтра поутру раненько встанем-то.
Утром следующего дня старый ведун поднял Дмитрия действительно очень рано. И позвал за собой к реке. На улице было прохладно, и поэтому Дмитрий зябко поежился. Река протекала тут же, рядом, под горкой — неширокая, но с довольно быстрым течением. Протирая глаза и отчаянно зевая, он подошел к уже стоявшему на кромке воды ведуну и, следуя его примеру, стал умываться. Холодная вода быстро прогнала сонливость, и Дмитрий уже начал разгибаться, когда умывшийся раньше Мирослав совершенно неожиданно толкнул его. И движение это было настолько стремительным и точным, что Дмитрий никак не успел на него среагировать. Он даже и самого движения не заметил! И, подняв кучу брызг, рухнул в воду.
Когда Пелагея показывала ему некоторые упражнения, он видел, как она может двигаться — так быстро, что глаз не видел самого перемещения — ведунья просто словно бы возникала из пустоты то тут, то там… Да и самому ему удалось освоить движения столь быстрые, что те же нападавшие на него разбойники ничего не успевали с ним сделать. Но в лице Мирослава Дмитрий столкнулся с чем-то качественно иным.
Он резко вскочил, поднимаясь из холодной воды, и вышел на берег уже с настроем на бой. И сразу же отметил — обида и недоумение поднялись в его душе. За что, почему ведун так с ним обошелся?
А тот, как ни в чем не бывало, повернувшись спиной, уже шел обратно к избе, будто больше и не интересуясь Дмитрием. И ему не оставалось ничего иного, как, смирив гордость, пойти вслед за Мирославом.
После прошедшего в полном молчании завтрака, во время которого Дмитрий продолжал дрожать, потому что никак не мог согреться после купания в холодной речке, Мирослав впервые за все утро заговорил:
— Ты сейчас думаешь, наверное — ну зачем я только приперся в такую даль к этому выжившему из ума старику? Думаешь ведь? Можешь не отвечать… Но ты не прав. Просто я очень зримо показал тебе, что воинская наука тоже имеет смысл.
— Какой смысл? Умение защитить себя? Так ведь если не становиться бродячим знахарем, то это не очень-то и нужно! — не выдержал Дмитрий.
Мирослав молчал, по — видимому, не собираясь ничего объяснять. Это его молчание стало последней каплей. Весь трудный и опасный год пути вдруг прошел перед глазами Дмитрия. Год, который он мог и не пережить! И во имя чего? Дмитрий не успел опомниться, как назревшая в душе обида вырвалась наружу:
— Да, ты прав, я шел сюда учиться у мудрейшего знахаря, а встретил… Встретил выжившего из ума старика! Я ухожу! Лучше уж я буду сам учиться, чем потакать безумным выходкам некогда великого лекаря.
— Что ж, раз решил, уходи, — спокойно, с улыбкой ответил Мирослав. — Но только подумай сначала — может ли быть хорошим лекарем тот, кто сам слаб здоровьем и не может вылечить даже себя? И может ли быть лекарем тот, кто не знает особенностей токов внутренней силы? Подумай над этими вопросами — и можешь идти. Я никого силой не держу.
Сказав это, старый ведун встал из — за стола, подошел к полкам с книгами и стал там что-то искать. А Дмитрий, раздосадованный, злой, будучи на сей раз не в состоянии овладеть собой, вышел из дома и, сев во дворе на колоде для рубки дров, задумался.
Старик, конечно, сумасброд. Но в сказанных им словах Дмитрий почувствовал какой-то важный смысл. Если он уйдет прямо сейчас, не поняв, что же именно хотел сказать ему этот странный старик, то получится, будто тот прав. А Дмитрий — нет. Если же удастся понять смысл сказанных стариком слов, то тогда Дмитрий уйдет с сознанием того, что он не хуже сумасшедшего ведуна понимает, что нужно делать, чтобы стать настоящим знахарем. И, глядя на стоявшее над вершинами деревьев солнце, Дмитрий задумался.
