Чистого воздуха здесь и близко не было - тяжелый смрад гниющей органики забивал все естественные запахи моря, но свет и много открытого пространства наличествовали. Со стороны «курортники напоминали заключенных на прогулке – небольшие партии по три-четыре человека, один за другим споро карабкались по трапу вверх, пробираясь через рубочные люки. Затем спускались на трехметровой ширины палубу и форменным образом сходили с ума, по крайней мере, так казалось со стороны. Кто-то начинал бегать по чуть пружинящему настилу, спеша побольше нагрузить мышцы, кто-то валился на спину, широко раскинув руки и устремляя восторженный взор в небо, кто-то просто ходил, впитывая и смакуя каждое мгновение как выдержанное вино. Прогулка несколько омрачалась всепроникающей вонью разложения, но все же доставляла немало радости.
Затем следовал свисток старпома, и «курортники» так же быстро устремлялись обратно, в стальную утробу подлодки, а им на смену спешила следующая партия. Режим был жестким, но командир должен был принимать во внимание возможность того, что враг может появиться в любой миг. Команда «Пионера» относилась к этому с пониманием.
Налетел ветерок, морская вода пошла крупной рябью коротких, «дробленых» волн.
Когда по палубе рассыпалась третья группа, Крамневский тоже решился подарить себе немного свободы, и стащил дыхательную маску. Тяжелая вонь гниющих обитателей моря ударила в нос как молотком, после привычных запахов металла и озона органический смрад казался особенно мерзким. Илион задержал дыхание, претерпеваясь. Еще полчаса, самое большее – сорок минут, и «Пионер» вновь уйдет на глубину, словно его никогда здесь и не было. Прочь от чужого холодного солнца, мертвого океана и опасности, которая буквально разливалась в воздухе.
Пристегнувшись карабином страховочного пояса к специальной проушине, Радюкин длинными щипцами придирчиво отбирал достойные исследования трупики, рассовывая их по банкам. Старпом Русов дирижировал «курортниками» и, похоже, уже прикидывал, как организует второй круг. Крамневский внимательно слушал доклады с главного командного пункта и неосознанно все сильнее сжимал гофрированный «хобот» маски, повисшей на груди.
Ветер усиливался. Командир подлодки тщетно старался избавиться от морозящего чувства, буквально впивающегося в кожу вдоль позвоночника. В животе будто завязался узел из внутренностей, все естество капитана вопило «Опасность!», но Илион не понимал, почему взбесилась интуиция. В радиусе контроля не было ни одного корабля, самолета или вражеской субмарины. А если бы и появились, у «Пионера» хватало времени, чтобы экстренно и незаметно уйти на погружение. Ремонтные работы шли по графику и близились к концу. Ничто не располагало к тревоге.
- Опять пыль, - досадливо пробормотал старпом, делая движение, будто что-то стирая с плеча.
Действительно, в воздухе повисла легкая пелена, но не та пыль, какую, случается, гонит ветер, а какая-то необычная серая взвесь, как будто хлопья пепла тщательно растерли до состояния невесомого праха.
Металлический настил под его ногами едва заметно завибрировал – включилась дополнительная группа компрессоров. Крамневский резко хлопнул ладонью по перилам ограждения, будто стремясь выбить панический настрой, удивительно, но это отчасти помогло. Стало немного спокойнее.
Радюкин закончил сбор океанических покойников и, отмахиваясь от редких шуточек подводников, деловито подтянулся на ремне, нырнул под ограждением, забираясь обратно на палубу. Аккуратно поставил чемодан рядом, покрутил руками и сделал несколько широких шагов. Помахал рукой в сторону мостика, Крамневский кивнул в ответ. Безмятежно улыбаясь, Радюкин сделал движение, словно ловил бабочку. Поднеся почти к самому носу перчатку, испачканную пылью, он сдвинул брови и полез в карман, доставая продолговатый предмет.
Крамневский повидал в жизни всякое, но никогда еще не видел, чтобы обычное лицо нормального здорового человека за секунду превратилось в мертвенно-бледную маску воплощенного ужаса. Радюкин взмахнул руками и что-то нечленораздельно закричал, бросаясь со всех ног к трапу, ведущему на мостик. И сразу же в наушнике Крамневского полоснул вопль боцмана из глубин «Пионера».
