Три тысячи триста метров…
- Командир, если аврально не «продуемся» - абзац, - повторил Русов.
В рваный гул за бортами вплелся тихий звон, как будто сам «Пионер» жалобно застонал в удушающих объятиях океана. Звенящее похрустывание зловеще прозвучало по отсекам, словно кто-то легкими шагами пробежался по свежему насту.
Страшный удар сотряс субмарину, нос рвануло вниз и почти сразу обратно, так, что не будь Илион пристегнут, его выбросило бы из кресла.
- Теряем продольную остойчивость, растет дифферентующий момент, - отрывисто докладывал боцман. – Сейчас перевернет.
- Третий отсек, сальник номер восемь сопливится, пять капель в секунду. Виноват, уже восемь, - механически бормотал переговорник. – Сальник номер шесть, четыре капли в секунду.
Плохо, очень плохо… Система уже не держит давление, еще чуть-чуть, и вылетит, пойдет вода. В жалобном писке бортов ощутимо просела счастливая нитка, натянутая под слегка выгнутым потолком.
Крамневский размашисто перекрестился и скомандовал:
- Экстренная продувка, «пузырь» в нос!
- На грани, все еще может услышать, даже сквозь фон, - эхом отозвался штурман Межерицкий, не столько противясь приказу, сколько комментируя. И так было понятно, что выбора не осталось, только героически утонуть, навсегда похоронив раздавленный «Пионер» в иле и красной глине морского дна.
- А может, он уже сам пошел на дно, - странно спокойным голосом продолжил Межерицкий.
- Бульканье на спаде! - доложил акустик. На неискушенный слух Крамневского в рычании «легкой воды» не изменилось ничего, но Светлакову было виднее.
На больших глубинах обычная система продувки бесполезна, забортное давление не позволяет вытеснить балласт напором сжатого воздуха. Для этой цели у «Пионера была целая батарея твердотопливных газогенераторов – на самый крайний случай. Тяжелый пресс пороховых газов выдавливал воду из цистерн, сообщая лодке положительную плавучесть. Опустив корму почти на сорок градусов, вращая лопастями винтов как уставший ныряльщик, затягиваемый в водоворот, «Пионер» мучительно-тяжкими рывками выгребал с четырехкилометровой глубины. Медленно, слишком медленно. Если прежде чем иссякнет источник «газировки», лодке не удастся подняться хотя бы до трех, вернувшаяся к нормальному состоянию вода все равно раздавит аппарат.
Две девятьсот… две восемьсот пятьдесят…
Крамневский только сейчас обнаружил, что все это время с такой силой упирал правую стопу в пол, что нога закостенела. Теперь малейшее движение отзывалось резкой болью.
Две пятьсот…
С оговоркой и оглядкой можно было сказать, что внеплановое и весьма опасное приключение закончилось более-менее удачно. Акустик вычленил шумы эсминца далеко в стороне, тот, не снижая скорости, чесал как можно дальше от опасного района. Газовая аномалия, которая едва не стоила жизни лодке и всему экипажу, исчезала столь же стремительно, как и появилась. Как будто иссяк некий исполинский баллон, накачивающий океан углекислотой. Похоже, Радюкину будет чем заняться, гадая, что же это было, и откуда появилась «легкая вода» без каких бы то ни было следов донных прорывов… И, что не менее любопытно, куда она пропала.
Илион бегло взглянул на ситуационную схему, расположенную выше и сбоку от командирского пульта. На ней изображалось внутреннее устройство субмарины, а разноцветные лампочки обозначали состояние агрегатов и другие показатели функциональности.
Четвертый блок пульсировал частыми попеременными включениями желтого и красного – поломка, не критичная, но достаточно серьезная, собственными силами устранить без последствий невозможно.
Четвертый блок… Реакторный отсек.
Плохо. Очень плохо.
Вот и начались кинографические приключения, которых ждал Радюкин.
* * *
- Это еще не беда, - пояснял старший реактор-инженер. – Но уже приближение к ней, хорошее такое, почти вплотную.
Здесь, на посту телемеханики и управления реактором, все было очень функционально и технично. Очень много приборов, индикаторов и контрольных панелей, простые «скелетные» кресла и шкафчики со специнструментом. Душа технаря здесь буквально отдыхала. Главное не думать, что за несколькими толстыми переборками и изолирующими панелями укрыт реактор и паропроизводящая установка – огромный цилиндр, опоясанный паутиной трубопроводов. Укрощенный атомный ад, способный месяцами дарить лодке энергию, тепло, чистую воду, а при неосторожности – мгновенно убить весь экипаж.
