А если человек имеет в своем сознании большую область разума и множество его поступков являются благородными, тогда для него эта проблема становится серьезной. Он постоянно замечает, что, поступая благородно, он имеет проекцию и в жив/с, и вступает во взаимодействие с побудительными причинами жив/с.
Когда Атос служил в армии, то это было для него контролируемой глупостью.
- Если Атос мог не служить в армии, то зачем он служит в ней?
Любые благородные поступки неминуемо имеют проекцию в плоскости жив/с. К каким бы благородным целям Атос не стремился, при этом он обязательно совершает действия, лежащие в этой плоскости. Например, служба в армии. Он мог бы не служить в армии, но тогда он бы что-то другое делал такого же порядка.
Область разума определяется не тем, насколько человек умный, а тем, насколько много он совершает благородных поступков.
У Атоса были разумные основания, скажем, служить идее монархии, в которой для него воплощался принцип высшей справедливости. Король, по определению, являлся абсолютно благородным человеком, которому было непозволительно совершать низкие поступки.
У какого-нибудь Сент-Этьена, который тоже служил королю, это было обусловлено животными стремлениями.
На первый взгляд, и тот и другой служат монархии, но побуждения у них разные. Для Сент-Этьена служение королю является смыслом жизни, а для Атоса - контролируемой глупостью, он так же легко может и не служить в армии, оставаясь верным своим принципам. И если король не подходит под его идею монархии, то он может отрицать короля.
Для человека сфера животного сознания становится глупостью тогда, когда он понимает, что есть другая сфера, более важная.
- Каким образом эта сфера более важна, если существование в Разуме немыслимо без определенной деятельности? Я не понимаю.
- Это сложная идея. Ее так просто не понять. Система сознания не является механистической, нельзя сказать, что разум имеет свою автономную сферу деятельности, а жив/с - свою, и эти области не пересекаются. Все переплетено, взаимообусловлено и одного без другого не бывает. Вопрос только в том, на что человек ставит акцент. Как говорит Дон Хуан, не нужно отказываться от чего-то, нужно просто сменить фасад. Нужно на первый план поставить то, что раньше у ср/чел. находилось на втором плане.
Представьте себе здание. Снаружи на фасаде двери и окна, а внутри здания комнаты. Сменить фасад - это значит поменять местами двери и комнаты так, чтобы двери были внутри, а комнаты - снаружи. Это понятнее?
Это значит, что всякие границы, которые ему необходимо преодолевать, находятся внутри сознания, а не во внешнем взаимодействии с какими-то вещами. Что значит, что комнаты находятся не внутри, а во-вне? Это значит, что место, где он находится у себя, не ограждено от других. Он себя переносит во-вне. Благородный человек чувствует себя в любом месте как дома. Это и значит, что он перенес уют своего жизненного пространства за границу отношений между людьми, он не отделяет себя от других, относится к другим как к себе. Он испытывает братское чувство к разумам других людей, но отделяет себя от их личностей.
2.- Идея благородных поступков важна для каждого человека и всего человечества. Вообще говоря, в любом романе, в любом художественном произведении главный герой совершает благородные поступки. Цель любого романа заключается в том, чтобы подвести героя к такой ситуации, где он совершает благородные поступки. Автор имеет целью показать возможность, необходимость и правильность какого-то благородного поступка, и ради этого он пишет роман. В этом заключается его благородное устремление. Если бы у автора не было цели показать благородные действия, то он бы не писал роман.
Роман состоит из завязки, кульминации и развязки. У автора есть время и возможность обрисовать проблему и подвести героя к критической ситуации так, чтобы было видно, что его поступок действительно благородный. Иногда герой совершив благородный поступок, умирает, чтобы подчеркнуть что личное благо для него несущественно.
В некоторых романах несколько людей совершают бл/пост, причем, иногда эти люди конфликтуют между собой. Это уже такая форма, которая, вообще говоря, выходит за рамки романа.