От долгого ожидания ноги Карла стали неметь, и он, подсадив сестренку поверх бочки, спустился на землю. Мальчик с любовью посмотрел на сестру. Их глаза встретились, и девочка одарила его нежной улыбкой, которая озарила ее хрупкую фигурку.
«Она ангел, – подумал Карл, – ангел, спустившийся на землю». Он ответил на ее улыбку своей, искренней и доброй, и смотрел, как ветер играет ее густыми льняными волосами. Потом посмотрел на ее мягкие розовые щечки и алые губы. «Кабы не крохотная коричневая родинка на левой мочке, ее лицо было бы безупречно чистым», – подумал он. Опустив взгляд ниже, он украдкой остановился глазами на сухой руке и рассмотрел ее. Мальчик погрустнел. «Наверное, она страдает за чей-то грех, может, даже и мой собственный. Ну почему она должна нести чье-то наказание?»
Больная рука кончалась чуть ниже локтя, и вместо пальцев ей служили два уродливых отростка. Из-за своего изъяна Мария сносила насмешки и издевки как соседских детей так и взрослых. Заявляли, будто она носила знак дьявола или клеймо тайного греха. Только братья ее, да кучка друзей вставали на ее защиту. Немудрено, что за упрямую преданность сестре Карл и Вил часто возвращались домой все в крови и синяках.
Карл опустил глаза с изувеченной руки на крошечные ноги, мозолистые и загрубевшие от ходьбы по каменистым дорогам. Он глубоко вдохнул, выдохнул и поднял взгляд, чтобы снова встретиться с ней глазами. Мария все еще улыбалась.
– Какой хороший день, Карл, – радостно завизжала она. – Какой же сегодня хороший день!
Звон церковных колоколов гулко прокатился по аббатским землям, и Карл задрожал от возбуждения. Сквозь цветное и обычное стекло на священническую свиту падали толстые столбы солнечного света. Священнослужители отошли за скромную кафедру, и монастырский аббат остался один. Старый бенедиктинец покровительственно поднял руки над паствой и, после нескольких формальных приветствий, начал говорить на родном языке.
– Дети мои возлюбленные, мы пришли к общему заключению, что нас посетило лихо из потустороннего мира. Мы похоронили дорогого брата Лукаса, которого, как открылось, отравили. А перед этим отошел на вечный покой Ансель из Лимбурга: добрый человек, также павший от дьявольских промыслов.
– Нечистый все видит и простирает руку ко всему, – продолжал Удо. – Господь и Его ангелы дают нам духовную защиту, коль мы достойны ее. Наши господа и владыки получили щедрое благословение победы на востоке, однако теперь они боятся, как бы ни потерять все от греха, который насыщает сие место. Сей день должен был стать днем радости, днем восхваления Бога за щедрость дарованных побед. Но, несчастные дети мои, ваши тайны открыли врата для адских легионов.
Но, говорю вам, вы дети наши возлюбленные. И сей день не уйдет, покуда мы не отдадим себя и не склонимся в одном покаянии с вами. Мы ищем божественной и безмерной милости Господней, мы молим о помощи Святой Девы, мы обращаемся за советом, ибо все мы – грешное и развращенное стадо.
Он поднял руки еще выше.
– Говорю вам снова, чада мои дорогие, души несчастные, дорогая, любимая паства, мы согрешили против небес. На своей земле мы дали место тьме. Вот уже несколько лет вас умоляют присоединиться к Святой Церкви для освоения ее новых земель на востоке и на севере. Но немногие ответили. Вместо того вы все, бездушный народ, не покидаете свои обедневшие поместья. Мы дорого платим нашему достойнейшему соседу, лорду Рункелю, за вашу защиту. Но отчего я слышу среди вас только недовольство и жалобы, возмущения и ропот, которых не знал даже Моисей? Аббат опустил руки и закрыл глаза.
– «Чудный Господь Иисус, Царь всех народов, Божий Сын, Богочеловек. Тебя хвалю я, Тебя я славлю…».
Старик запнулся, словно его обуяла скорбь за свой злобный народ. Он обильно благословил их крестным знамением, склонил главу и, не оборачиваясь, отошел от кафедры.
Толпа на улице передавала его слова из уст в уста, потом стала совершенно безмолвной. Люди терялись в догадках о причине упрека и были пристыжены им. Карл дрожал от страха, а, представив, как Люцифер держит его мать за горло, он содрогнулся еще сильнее.
