– Сию минуту. Я только соберусь, и сможем отправиться к аббату.
Священник начал потеть, и бросил взгляд, впервые за все время, в спальню Марты. Он отвернулся и прямо перед собой увидел широкие глаза Карла и фрау Анки в дверной щели. Священник ринулся к двери и захлопнул ее, потом схватил Вила за уши и оттащил его в дальний угол комнаты.
Вил притворно ухмыльнулся. «Права была фрау Эмма, – подумал он. – Мы ничуть не лучше своих тайн».
Пий перевел дыхание и быстро успокоил себя. Он выпустил ухо мальчика и навел на себя важность.
– Так, отрок, – решительно произнес он, – хотелось бы мне узнать, что ты возомнил, будто бы что-то видел. Как-никак, Святое Писание говорит нам не лжесвидетельствовать против ближнего. – Пий покровительственно сложил на груди руки. – Правду сказать, отрок, я уверен, что ты не причастен к несчастью с Анселем. Однако ж, мне хочется узнать твои мысли о делах иных, ибо негоже тебе прожить жизнь с некоторым заблуждением.
Он слабо улыбнулся, но его выдала капелька пота на верхней губе. Священник уселся на скамье, якобы для создания располагающей обстановки, и положил потные руки себе на колени.
– Давай, устраивайся рядом и поделись своими мыслями, и я помолюсь, чтобы Господь исцелил сей день.
Расхрабрившись от увиденного во враге страха, Вил наклонился вперед и уткнулся носом чуть ли не в самое лицо священнику.
– С того самого дня, как ты отправил моего отца служить епитимию, священник, ты оказывал моей матери неподобающее расположение.
Лик священника вытянулся и удалился от лица мальчика.
– Разумеется, – с запинкой сказал он. – Неужто я должен был покинуть семью столь послушного служителя, как твой отец? Пекарня – дело нелегкое и подмастерья недостаточно, а вы в это время обучались по благоволенью аббата, соблюдающего древние обеты. Ваша бедная мать очень нуждалась в заботе, и…
– Довольно, – отрезал Вил. – Довольно. Моя мать не нуждалась в твоей заботе в постели.
Священник подскочил. Он стал метаться по комнате, ломая руки.
– Это ложь. Это подлая ложь. Ты неблагодарный, лживый щенок. Сын са…
– Я не лгу. А вот как ты смеешь называть себя священником? Служителем Божьим? – начал нападать Вил. – Ты служишь только себе самому. Ты ничто, ты дикий боров, шныряющий, где бы украсть. Ты притворствовал, будто исполняешь обязанности священника, но только и думал, как снискать благоволение матушки. Сомневаюсь я, что отец самовольно ушел тогда. Мне говорили…
– Твоя мать, усталая одинокая женщина, томилась по доброму слову и руке помощи. Аббат задумал быстрее окончить ваше ученье, дабы вы больше помогали в пекарне. Это я спас вас. Я! И твоя мать благодарила меня за помощь. Я отрицаю твои обвинения, парень, отрицаю, слышишь!
Вил потерял терпение и со всей злости ударил мужчину прямо в нос, с криком повалив его на пол. Вспыхнувшая голубизна его глаз обжигала, губы налились багровой яростью, а светлая кожа покрылась алыми пятнами. Он метнулся к постели и утопил правую руку глубоко в солому, пока пальцы не нащупали мохнатую рукоять кинжала.
Пий безуспешно пытался подняться на ноги, из его носа текла кровь. Но прежде чем неповоротливый священник смог встать, Вил снова сшиб его на пол лихим ударом по голове. Глаза мужчины слегка закатились, и он всей тяжестью рухнул назад. Юноша накинулся на сбитого врага и обоими коленями надавил ему на грудь. Он приложил лезвие кинжала к складкам жира на горле Пия и прорычал:
– Богохульник! Враг Господень. Лжец! Признавай свое преступление или готовься к встрече с такими же, как ты демонами в преисподней!
Священник лежал без движения, широко раскрыв от страха глаза. Не в силах вымолвить ни слова от испуга, он беспомощно ждал, пока разгневанный мальчик держал его жизнь на волоске. Вил колебался, затем надавил на кинжал сильнее, пустив тонкую струю крови. Юноша ближе наклонился к лицу священника и прошипел:
– Скажи мне, покойник, скажи мне истину. Я хочу услышать ее из твоих поганых уст.
Пий затрепетал и слегка кивнул, боясь пошевелиться. Он хрипло прошептал:
– Да, да. Я согрешил, согрешил.
Глаза священника наполнились слезами, и он стал просить пощады.
