И этот Хелг тоже доволен до чертиков, вон как заливисто хохочет, а ведь он Сашке очень понравился, думал, что станет другом. Сильный, смелый, веселый. Да, уж, веселый, до сих пор издевательски смеется, наслаждается его, Сашкиным, падением обратно в грязь, из которой они его спасли. А он уши развесил. Одежду подарили. Да нет, не подарили, просто одолжили, чтобы не замерз, чтобы довезти целым и здоровым до города, а там…
Сашка снял сапоги, куртку, рубашку. Это все его, хохочущего Хелга. Пусть подавится. Затем на чуток остановился в некоторой нерешительности, но затем быстро снял и штаны, оставшись в одних обтрепанных трусах. Так, больше их вещей на нем нет. А вот ремень от брюк, это его. Всё, прочь отсюда, прочь.
Хелг вволю насмеявшись — хорошая шутка, а? И найденыш на нее повелся, с удивлением смотрел на быстро уходящего Сашку. Чего это он? Но вот недоумение сменилось на понимание того, что произошло!
— Сашка, постой! Ты куда. Я же lie germ!
Сашка уже значительно удалившийся по просеке, вдруг осознал, что они, Ястред и Хелг, не только его спасли, но стали его новыми хозяевами, хозяевами беглого раба. И теперь, что там у них за законы? Сами будут владеть или сдадут его за вознаграждение страже, а та… Бежать, нужно срочно бежать! И Сашка свернул к кромке леса и со всех сил помчался в его глубь. Холода он совсем не замечал, а ноги… да ступни не привыкли к лесным сучкам и колючим веткам и быстро закровянили. Но разве это важно?
Крики Хелга за спиной становились все глуше и глуше и вскоре затихли. Из покалеченных ступней капала кровь, но Сашке было все равно: он прекрасно осознавал, что до следующего утра не доживет. Ну, может, не до утра, а протянет чуть дольше. Или меньше. Холод, ночной холод, заморозки, а он голый. Разве трусы смогут хоть как-то согреть? Он просто замерзнет, быстро замерзнет. Если, конечно, к тому времени, его не обнаружат. Что тоже вполне возможно. Те, от кого он сбежал — те же орки, недаром местность пустынная, никто не живет. Значит, бродит здесь эта нечисть. Или Ястред с Хелгом захотят вернуть сбежавшего раба.
Вернут, а потом повалят, и будут бить, насиловать и весело смеяться. За несколько дней с помощью плетей и издевательств выбьют всю гордость и решимость, отобьют охоту сопротивляться. Сам он добровольно будет ложиться под Ястреда, целовать ему ноги, чтобы только не били и дали кусок хлеба и глоток воды.
— Прощай, Сашка… Не повезло тебе. Но ты им не достанешься. Есть ремень, а крепкий сук найдется в лесу. Надо только отойти чуть поглубже, чтобы быстро не нашли и…
Спустя полчаса Сашка смог приделать на крепкий и высокий сук петлю, сделанную из кожаного ремня, подтащил пару сгнивших бревен. Осталось только аккуратно забраться на них и всунуть голову в изготовленную петлю. И оттолкнуться. И тут Сашке вспомнилось, что люди, которых вешают, в момент смерти гадят под себя. Он представил, как он, Сашка, будет болтаться с изгаженными трусами. Значит, трусы надо снять. Теперь, если и изгадится, то на землю, не так будет стыдно. Мертвому стыдно? Мертвые сраму не имут — почему-то ему припомнились строки из истории. Но это про воинов. А он-то — жалкий раб. Да и не все ли теперь равно? Пора, вот уж всего колотит — то ли от страха, то ли от холода — лес в глубине нес холодом и сыростью, солнце сюда совсем не проникало, даже днем было холодно. Градусов, наверное, пять, подумал Сашка. Надо решаться. Тем более, вдали послышался лошадиный шум. Может его ищут? Хотят поймать? Ну уж нет. Поздно. Не получите. Встать на бревнышки. Вот так, аккуратно. Теперь не спеша просунуть голову в петлю, ее завязать покрепче и пора…
Сашка оттолкнулся от бревен, они завалились на бок, и ременная петля туго впилась ему в шею. Стало сразу страшно и больно. Сашка захрипел, задергался в петле. Руки непроизвольно — организм требовал продолжения жизни — попытались пролезть внутрь петли, оттянув ее от горла. Но это не удавалось, петля продолжала затягивать горло. Сашка понял, что задыхается, и сил не оставалось сопротивляться. И хотя пальцы одной руки уже почти просунулись внутрь петли, сил все же не хватило, и наступила темнота…
