– Майлорд, – произнесла она ледяным голосом, призванным показать, как она сердита.
– Майледи, – ответил Анджело в тон и, преувеличенно склонившись, поцеловал узкую кисть в шелковой сизой перчатке, показавшуюся из широкого рукава.
Кристиана опустилась в кресло и откинула капюшон. Огонь хрустального светильника на письменном столе заиграл на темных, тщательно разбросанных по плечам локонах.
– Выключите это, – она шевельнула тонкими пальцами в сторону экрана.
– Я не могу, майледи, вы сидите на пульте.
Лордесса на мгновение застыла, затем медленно поднялась и посмотрела на кожаные подушки кресла так, точно села на ядовитую жабу. Анджело, пряча усмешку, подхватил пульт и выключил «Горький парк» на полуслове.
– Благодарю вас, – сказала Кристиана со всей возможной язвительностью и снова села. Она всегда садилась так, словно, наконец, изнемогла под тяжестью атмосферного столба и сейчас погибнет, слишком хрупкая и изящная для этого грубого мира.
В кабинете повисло молчание.
Что касается Анджело, то он-то лично мог молчать хоть до Третьего Пришествия – в этом ему не было равных. Он держал паузу не хуже гениального Ли О, и притом не позволял собеседнику догадаться, чем, собственно, его молчание вызвано.
Кристиана не выдержала первой.
– Вы не пришли на парти к лорду Ро.
Анджело пожал плечами и повалился в кресло напротив.
– В самом деле. Я совсем забыл.
Она метнула в него гневный взор.
– Меж тем вы обещали! Я отказала Эльгвану, который был бы счастлив сопровождать меня, и в результате болталась там одна, как цветок в сточной канаве!
Ее хорошо модулированный голос взметнулся к потолку.
Анджело внезапно ощутил сильнейшее желание сжать пальцы на ее точеной шейке и давить до тех пор, пока лордесса не перестанет вопить. Он не выносил, когда женщины повышали голос.
– Вы молчите, майлорд? – Кристиана сорвала очки, и он увидел яркие серые глаза в изумительно пушистых, мастерски оформленных ресницах. На гладких веках поблескивал тончайший слой серебряной пудры. Лордесса была хороша в гневе. Впрочем, она всегда была хороша.
– Вы молчите?!
– Молчу, майледи.
Анджело откинулся в кресле и прикрыл глаза. Возникла неприятная пауза. Потом лордесса выпрямилась и сказала голосом, в котором отчетливо звенела сталь:
– Могу ли я понимать это так, что между нами все кончено?
– Как пожелаете, майледи.
Он с трудом заставлял себя отвечать ей. Ему хотелось, чтобы она ушла. Знакомая дрожь подбиралась к самому сердцу, и Анджело приходилось делать над собой усилие, чтобы Кристиана ничего не заметила. Он стиснул подлокотники кресла.
Лордесса встала.
– Я ухожу. Прощайте, майлорд.
– Прощайте, майледи.
Он не поднялся проводить ее, даже не открыл глаз, только прислушивался к шелесту плаща и стремительным удаляющимся шагам. Потом снял трубку внутреннего телефона и сказал, сдерживая стук зубов:
– Астания, принеси мне отвар болотного корня.
Глава 2
– ...единственным возможным ответом является разработка и ввод в эксплуатацию машины Судного дня. То есть, такого устройства, которое превратит планету в необитаемую. Подобное устройство технически возможно, –например, наземная кобальтовая бомба мощностью 100 гигатонн, взрыв которой сделает уровень радиации и прочие условия на планете такими, что любая высокоорганизованная белковая жизнь на ней будет невозможной...
– Мама, выключи ты это радио!..
Грош перевернулся на другой бок и натянул одеяло на уши. Радио забубнило тише: мама просто убавила звук, но не выключила идиотскую передачу совсем. Она любила слушать новости и политические дебаты. Грош их ненавидел. Особенно по утрам.
Он повозился, устраивая себе гнездо из одеяла, надеясь подремать еще немного перед колледжем. Все равно первой пары не будет: кайн Эйхман уехал на дальние окраины пропагандировать за свою кандидатуру в Сенат. За каким чертом королю нужен этот Сенат, совершенно непонятно, но наш правитель хочеть слыть просвещенным монархом. Хотя все равно всем заправляют лорды.
– Сынок, ты опоздаешь.
Грош застонал: она опять прибавила звук. Политические дебаты закончились, и теперь из динамика на кухне неслась веселенькая песенка «Поцелуй меня, мой оборотень». Что-то у мамы некстати проснулось чувство юмора.
