Я внимал всему этому по милости, оказанной мне Богом, и я записал это не на бумаге, а в своем сердце, и по милости Божией я не перестаю размышлять над этим. Я могу свидетельствовать перед Богом, что если бы сей блаженный старец и апостольский муж услышал нечто подобное гностическим доктринам, он бы вскрикнул от удивления, он бы заткнул себе уши, он сказал бы по своему обыкновению: «О Боже милостивый, до чего ты сподобил меня дожить, неужели я должен терпеть все это», — и он бежал бы от того места, где сидя или стоя услышал подобные речи» (Hist. Eccl, 5, 20, 5 — 7).
Всего лишь одно поколение отделяло Иринея от апостола Иоанна. Его молодость была насыщена воспоминаниями, которые с любовью берегли свидетели истоков христианства, — это наложило на него неизгладимый отпечаток.
Он родился, по–видимому, около 140 года. В молодости обратился в христианство. Мы не знаем, какие причины заставили его покинуть Малую Азию. Возможно, по дороге он останавливался в Риме, так как хорошо знал римскую среду. Он приезжает в Лион, где епископ Пофин рукоположил его в пресвитеры.
ИРИНЕЙ В РИМЕ
Ириней оказался в Риме в момент, когда Марк Аврелий преследует Лионскую общину. Он привез римскому епископу Елевферию послание: «Мы его очень уважаем, — писали верующие Лиона, — как ревнителя завета Христова». Он пришел, чтобы восстановить мир: монтанистское движение тогда начало распространяться в Лионской общине, особенно среди исповедников веры.
Когда он вернулся, старый епископ уже погиб мученической смертью. Ириней заступил на его место. Отныне его деятельность развертывается в двух направлениях: он посвящает себя евангелизации галльского населения, в особенности деревенских жителей — он хорошо их знает и может говорить на их языке. Он развертывает бурную литературную деятельность, чтобы отстоять целостность веры, защитить ее от гностических нововведений.
Около 190 г. ему удается переубедить папу Виктора, желавшего навязать Азии, наследнице первоначальных традиций, римский обычай отмечать Пасху не в предписанный день иудейской пасхи, но в первое воскресенье, следующее за ним. Ириней объяснил, что единство не есть однообразие и что стремление к миру и согласию требует обоюдных уступок в малозначащих деталях.
Это последний из известных нам поступков Иринея. Он умер в начале III века. Жером называет его мучеником, но умалчивает о том, как его казнили. Тем, кого удивляет, что он не считается учителем Церкви, можно ответить, что это наименование ничего не добавляет, к званию мученика. Хотя он и не учитель Церкви, но один из ее великих Отцов.
Азиат по происхождению, галл по своей второй родине, человек, выразивший себя и в поступках и в своей литературной деятельности, Ириней представляет собой чрезвычайно привлекательную фигуру. Он свидетель апостольского века, вскормленный западными чаяниями. Находясь на переднем краю среди варваров, этот азиат судил о мире ясно и здраво. Для великих мужей не важно, где они живут, маленькие же люди испытывают потребность пробиваться к центру. С этих позиций он оценивал учения, которые пришли с Востока и поставили под угрозу вселенскую Церковь. Благодаря Иринею Лион стал для христианства закваской единства, гарантом постоянства.
ПИСАТЕЛЬ
Ириней получил классическое образование, знал языческих писателей и философов. Часто он цитирует Гомера. Но ему чужда светская мысль, она не отражает сущности его души. Он видит в ней предвестие гностических учений, Эту опасность он может оценить лучше, чем кто‑либо другой. В основу всего он ставит Церковь. Единственное знание, существенное для него, он обрел в Писании и в Предании, опираясь на непосредственных свидетелей Его. Вот почему его произведения сохраняют аромат первоначальной истины.
До нас дошли лишь две его книги, «Против ересей» и «Изложение апостольской проповеди», и несколько переводов. Сохранились только фрагменты греческого оригинала «Против ересей»; полное название книги — «Обличение и опровержение ложного знания» — связано с одним из самых тяжелых кризисов, угрожавших Церкви в античном мире. Гностические учения были первоначальной попыткой постичь разумом положения веры. Однако не довольствуясь углублением ее содержания, гностики выделили откровение как основу религиозного познания, смешали его с языческими философскими теориями и с элементами, восходящими к восточным культам. Таким образом они разрабатывали смелые богословские системы различных толков, пытаясь увязать христианство с современным им мышлением.
