— Я тебе не верю, — решительно заявил пикт. — Ты хоть и похож на обычного человека, но коварен и лжив, как твои обезьянолюди. Вам никогда не победить нас. Лучше бы твоему народу прийти к нам с миром, тогда бы не было напрасных жертв.
— С миром? Просить у вас милостыню? — презрительно поморщился бурус. — Да ты что, смеешься надо мной? Я вижу, ты так ничего и не понял. Ты просто упрямый глупец.
Тра катриам хе но!
Услышав эти слова, похожие на зловещее заклинание, суеверный, как и все пикты, Брул невольно напрягся, словно ожидая, что на него сейчас обрушатся каменные своды. Но ничего сверхъестественного не произошло, лишь человек в меховой безрукавке сделал рукой какой-то жест, и двое обезьянолюдей, подхватив Копьебоя за плечи, вывели его из отсека и вновь потащили по бесконечному темному туннелю.
Едкий густой дым щипал глаза, но Келкор почти не замечал этого. Все его чувства как будто умерли, и лишь в висках стучала одна мысль — он пленник! Ему приходилось и раньше попадать в засаду, но, израненный, едва живой, он всегда сражался до тех пор, пока рука могла держать меч, и не позволял врагам одолеть себя. А сейчас… Битва еще не началась, а его армия уже осталась без полководца, а сам он, крепко привязанный к толстому стволу дерева, беспомощно стоял перед ухмыляющимися ему в лицо обезьянолюдьми.
Они вовсю гримасничали и нелепо приплясывали, явно совершенно удовлетворенные тем, что прославленный командир Алых Стражей так легко попался к ним в руки. Горечь, бесконечная горечь наполнила душу Келкора. Как жестоко судьба и всесильные боги подшутили над ним! Ведь он проиграл свое, быть может, последнее сражение не людям, а каким-то отвратительным хвостатым существам, лишенным каких бы то ни было человеческих чувств…
Внезапно бурное обезьянье веселье прекратилось, и они, образовав полукруг, почтительно расступились перед крупным загорелым человеком в меховой безрукавке и кожаных, до колена, штанах. Быстрой упругой походкой подойдя к Келкору, он остановился, задумчиво разглядывая командира Алых Стражей. Мохнатые подчиненные поспешно принесли ему нечто вроде небольшого деревянного помоста, и высокий мужчина уселся на него, скрестив ноги и положив руки на колени.
— Не повезло тебе, да? Расстроился? — наконец спросил он, с оттенком насмешливого сочувствия в голосе. — Ну что ж, в твоей неудаче можно было и не сомневаться. Слабы вы, называющие себя валузийцами, и духом и телом. Когда вы вероломно напали на нас, мы почти не оказали никакого сопротивления, а просто ушли. Наш народ старался жить в мире с окружающими племенами, ни с кем не воевал и мало что смыслил в воинском искусстве. Мы писали книги, строили храмы, занимались науками, учили своих детей любви и согласию с ближними. Нас в те времена было легко победить. Но теперь мы поменялись местами, и нам ничего не стоит стереть Валузию в порошок.
Келкор молчал, недоверчиво слушая странные слова незнакомца. О чем он толкует? Какой мирный народ? Когда валузийцы на них напали? Очевидно, на лице командира Алых Стражей было написано такое недоумение, что человек в меховой безрукавке снисходительно рассмеялся.
— Не стоит тебе ломать голову над тем, что ты услышал, — сказал он, сделав какой-то жест обезьянолюдям. — Просто считай, что для тебя и для твоего народа все кончено. Королевства Валузии больше не существует.
Двое обезьянолюдей подошли к Келкору и, крепко стянув его шею своими хвостами, принялись отвязывать его от дерева. Почувствовав, что руки свободны, командир Алых Стражей резко дернул за оба мохнатых отростка, но живая петля на его шее только затянулась еще туже. Превозмогая подступившую к горлу тошноту, Келкор начал отчаянно бороться. Он осознавал, что силы не равны и ни малейшей надежды на успех нет, но все же стоит попробовать, прежде чем Врата Смерти откроются для него, отправить туда хотя бы одного ненавистного врага. Схватив за поросшие короткой шерстью загривки своих мохнатых противников, Келкор с такой силой столкнул их лбами, что они, глухо взвизгнув, зашатались и начали медленно оседать на землю.
