— Может, и посмотришь…
Король перешагнул через тело и, держа меч наготове, продолжил, путь. Трактирщик и мальчишка-прислужник обнаружились за стойкой, придавленные полупустой бочкой вина. Оба были без сознания, но еще дышали, и Санди поспешил вытащить их из-под завала.
— Потом, — прошептал король.
Санди согласно кивнул:
— Если оно будет, это потом.
Второй труп они нашли у порога: еще один чужак искалеченной левой рукой словно собирал обратно вывалившиеся кишки. Правая кисть, сжимавшая меч, валялась неподалеку. Там, где остекленевшими глазами смотрел в звездное небо местный кузнец, обнимавший заточенные вилы. Этот был утыкан арбалетными стрелами. Король осмотрел двор. Всюду кровь вперемешку с дождевыми лужами и следы побоища, но тел больше не видно, ни своих, ни чужих. Короткими перебежками, сторонясь освещенных луною мест и тщательно осматривая темные, они добрались до сеновала.
Пусто.
Только потертый плащ и сиротливо отсвечивающая серебром лютня. Рядом с сараем они нашли еще одно тело. Странный ящер с оскаленной жутковатой пастью смотрел на них подернутыми синеватой дымкой мертвыми зрачками. Раскиданные в стороны короткие когтистые лапы застыли в жесте безграничного удивления жестокостью этого мира. Из горла твари торчал диковинный нож: закругленный наподобие серпа, с короткой костяной ручкой и переплетением нездешних трав по клинку. Достать его из раны и получше осмотреть король не решился.
— Смотри, куманек! — вскрикнул Санди. — Вон там, в канаве!
Так же осторожно, прикрывая друг другу спину, они добрались до сточной канавы. И застыли, боясь поверить.
Эйви-Эйви лежал в нелепой, неуклюжей позе, глядя незрячими глазами в закрытые всем живущим дали. Рубаха залита кровью, посиневшие губы тронуты чуть виноватой улыбкой. Одна рука намертво вцепилась в посох, другая стиснула острый черепок от кувшина…
— Недолго он нас вел, — вздохнул шут. — Пройдоха был, конечно, пьяница, но как пел, паршивец! И как торговался!
— Полегче, Санди, — осадил его король. — Он умер в бою, как подобает воину, он защищался до конца. Похороним его, как хоронят истинных мужчин.
И тут шут закричал. Король перевел взгляд на тело и тоже завопил от суеверного ужаса. Труп проводника моргнул, потом еще раз и еще. Дернулся в тщетной попытке сменить неудобную позу и рухнул обратно в канаву. Санди опомнился первым, склонившись над раненым певцом. И с отвращением отшатнулся:
— Да он пьян, братец! Просто пьян, как свинья!
И словно подтверждая его слова, старик затянул неожиданно тонким и чистым голосом:
— Когда забили колокола… и понесли хоронить короля…
— Не дождешься! — огрызнулся Денхольм, в сердцах дав пьянчуге затрещину. — Заткнись, скотина!
Они вывели из конюшни насмерть перепуганных лошадей и торопливо оседлали, перекинули через седло, подобно тюку, залитого вином Эй-Эя, собрали вещи и понеслись по ночной дороге, постоянно пришпоривая. Темнота, окутавшая просторы полей, внезапно показалась родной, самой уютной в мире. Свежий ветер остужал разгоряченные головы, ночь дышала спокойствием, но остановились они только к рассвету, в священной дубраве Зарга, древнего гномьего Бога, Дающего Убежище. Привязали коней и рухнули, где стояли, сломленные усталостью и страхом.
Когда король проснулся, солнце стояло в зените. Все тело обжигало болью, грудь горела и чесалась нестерпимо. С глухим стоном он потянулся к фляжке с водой. И увидел проводника.
Эйви-Эйви печально сидел над пустой баклагой и ошалевшим взором поглядывал по сторонам. Почувствовав взгляд короля, обернулся и жалобно спросил:
— Куда вы меня завезли? И зачем? Даже поправиться нечем…
— Ты ничего не помнишь? — задохнувшись кашлем, не поверил Денхольм.
Рядом заворочался шут, встал, тихонько подвывая, попытался размять онемевшие ноги.
— Это у него похмельный синдром, — мрачно буркнул он.
— Почему? — обиделся Эй-Эй. — Все я помню. Пошел… гм… облегчиться, дошел до канавы… А потом мне стало хреново. Не надо было красное с белым мешать. В таких количествах… — добавил он с заметным сомнением в голосе.
Санди запалил костерок, набрав по кустам сушняку. Вскипятил воду, заварил листья. Все это время король пролежал в тенечке, собираясь с силами. Проводник же за действиями шута следил с непонятным оживлением.
