Они выбрались из толпы и рванули к Воротам. Перед глазами короля отчетливо стояла скальная гряда, увиденная с холма как раз перед ураганом. Сзади раздавался топот и злобное пыхтение, и Денхольм не сразу сообразил, что вслед за ними ломится Санди…
Скалы вынырнули из подкравшейся темноты, словно Пустоглазый из засады. Вынырнули и навалились, парализуя волю. Веяло от них таким ужасом, что хотелось зарыться в землю, втиснуться в любую расщелину, лишь бы не слышать этой звенящей Пустоты!
— Вы чего? — хмуро поинтересовался Торни. — Скал никогда не видали? Вперед!
И король словно шагнул за порог безграничного страха, оттолкнувшего его прочь от Башни. Переступил. Перевел дух. И ускорил шаги, славя Богов за то, что с ними был крайне прозаично настроенный гном.
— Странная Башня, — покачал головой Торни, теребя бороду. — Не охраняется никем…
— И зачем тут охрана? — в тон ему возразил шут, оглядывая внутренности скального круга.
Король огляделся и мысленно согласился с Санди: незачем.
Вряд ли шедевр местной архитектуры можно было назвать башней. Скорее уж домиком на верхушке небольшой скалы, надежно защищенной скалами повыше. И не было ни двери, ни даже лестницы, ведущей наверх, к хлипкому на вид строению.
— Вон там направляющие! — ткнул пальцем Сердитый гном. — По ним спускается и поднимается балкон! Если найти нужные рычаги, можно забраться в помещение…
— Так ищи! — рыкнул Денхольм. — Или по этому поводу придуман какой-нибудь красивый Церемониал?
— Дурак ты, Хольмер! — вздохнул Торни. — По этому поводу придумано одно крепенькое заклятие.
Подъемник делали Касты, наши разлюбезные механики, чтоб им трижды икнулось, негодяям! Но не они его ставили. Здесь потрудился хороший колдун: я уже перепробовал все заговоры, какие знал, и шлак в результате! Дурное здесь местечко, два охранных кольца. Да скалы кто-то выдолбил, будто оплавил… Говорил же: страна катится в Небытие, раз на границе подобные фокусы возможны стали!
— И что теперь?
— В Горы надо уходить. Помощи просить: самим не сладить.
— Сначала вернемся в Хоррар, — покачал головой шут. — Вдруг люди помогут? По крайней мере узнаем, что произошло…
— Это я и так скажу, — буркнул гном. — Пустоглазые на него напали, он отбился.
— А как вырвался? И почему повязали? — возразил король. — Решено: возвращаемся в город и как следует трясем мальчишку.
— Постойте! — взвился вдруг Санди. — Что это? Слышите: вроде поют!
Король прислушался и вздрогнул. Тонкий девичий голосок едва долетал до них, смутно отражаясь от гладких скал. Эхо играло словами, искажая их, выжимая смысл. Но в том, что пела Илей, сомнений не возникало… Нежданный порыв ветра принес обрывки песни…
Нам нельзя загрустить и предаться унынью,
Ни слезинки нельзя уронить…
Словно лютни струна, оборвется в бессилье
Наших жизней суровая нить, —
И сольемся мы с горькой полынью…
Две стрелы, устраняя смешную помеху,
С тихим свистом начнут свой полет…
И в горах загрустит, растревожится эхо,
А полынь через нас прорастет,
Став могил наших вехой.
Но я буду тверда, я сдержусь, не заплачу,
Напоследок взглянув в небеса.
Ты бормочешь в бреду, словно веришь в удачу,
И бывают еще чудеса…
Но все будет иначе:
Нас убьют, чтоб из слов не творили любви,
Не мешали Пустому Всесилью!
Буйно вырастут травы на соленой крови…
И ты знаешь, сейчас уж полынью
Пахнут теплые руки твои…
— Я вернусь, Илей! — прошептал Денхольм. — Я вернусь за тобой, девочка, обещаю!
Они вновь припустили по нахоженной любопытными горожанами тропе и через полчаса барабанили в дверь «Старого Пирата».
Трактир был погружен в полумрак, словно заранее надел траур. Безучастный ко всему дядюшка Тэй сидел прямо на полу в обнимку с пузатым бочонком. Открывший им дверь мальчишка забился в дальний угол и продолжил завывания…
Но первым, что бросилось в глаза королю, был посох. Некогда фиолетовый, а ныне красный от засохшей крови. Посох, жирной багряной чертой перечеркнувший серебристо-серую лютню и холщовую суму, заскорузлую от ссохшихся пятен.
— Кто это принес? — рявкнул Денхольм, вытаскивая в отсветы лунного света до смерти перепуганного мальца и приподнимая его над полом.
