Борьба за выживание продолжалась!
Снова камни. Снова буруны. И грязноватая пена по скалистым берегам. Шум воды. Бешеная скорость. Восторг и ужас, слитые воедино.
Перекур позаимствованным у Эй-Эя табачком. Разведка вдоль берега. Каменные пирамидки, увенчанные еловыми ветками. Прыгающий по берегу шут, клацающий зубами на всю округу. Лодка, первый, самый отчаянный приступ страха. Струя воды, подхватившая рыскающий по волнам нос суденышка. Камни, водовороты, буруны.
Спокойная работа, достойная настоящих мужчин.
Одобрение в глазах проводника.
Разведка. Бой. Разведка. Бой…
И так до вечера с перерывом в два сухаря. Спокойных участков реки становилось все больше, все уменьшался перепад воды в порогах. Оглядываясь, король видел удаляющиеся вершины гор, оставляющие в сердце терпкий налет сожаления. На берега, растерявшие свою неприступность, все вернее надвигались леса, осторожно наползали болота. Они соскочили с очередного перепада в пол-уарда, и король не поверил своим глазам: перед ними расстилалась широкая лента спокойной и уверенной в себе реки, ярко-алая в свете заката.
— Ну вот, — подвел итог Эйви-Эйви, хрипящий сильнее обычного от долгого воздержания. — Завтра увидим Галь по правую руку. Ох и напьемся!
И тишина дрогнула, рассыпаясь клочьями. И раскололась вдребезги торжественность момента, словно оброненный нерадивыми слугами монумент славы и почета.
Король сплюнул, в который раз поражаясь и устав негодовать.
То, что для него было подвигом, романтикой пути, для Эй-Эя оказалось всего лишь возможностью срезать полотно дороги, доставить хозяина в обжитые места, заработав лишнее золото. Для Денхольма Галь стал вехой, узелком на его жизненной Нити, памяткой о том, что он смог, справился и с собственными страхами, и с бешеной водой. Для Эйви-Эйви — просто городком, где можно выклянчить стаканчик!
Но досады и брезгливости не было. Как ни прислушивался к себе король, не смог он найти иных чувств, кроме жалости и недоумения.
Зачем ходить по дорогам, если не получаешь от этого удовольствия?!
Проводник тем временем, нимало не терзаясь, отыскал подходящее местечко для ночлега и развел костер, предупредив об окружающих стоянку болотах. Они привычно развесили промокшую одежду на мечах и кинжалах, воткнутых в землю, браня и размазывая по телу оживившегося гнуса, пристроили неподалеку сохнуть лодку.
За ужином полный самых радужных надежд Эйви-Эйви терзал лютню, ухитряясь извлекать из благородного инструмента не слишком фальшивые звуки.
Неожиданно вспомнив слова веллиара, король пригляделся к инструменту внимательнее.
Вне всякого сомнения, это было творение великих эльфийских мастеров. Изящная серебристо-серая волна деки с охранными рунами по окоему, легкий корпус, изогнутый гриф. Тонкие струны, похожие на след, оставленный горящей стрелой в ночном небе. На инструменте, принадлежавшем бродяге и пьянице, не было ни царапины, ни одна трещинка не портила девственно-гладкий слой лака, хранящего от воды и ветра, словно неведомый мастер делал лютню на заказ, сберегая от долгих путешествий без надежды на достойный приют.
Хороша была лютня Эй-Эя, и Санди под боком Денхольма вздыхал с тихой и вполне понятной завистью. Как кощунственно было разбрасывать божественные звуки струн в трактирной суматохе! Каким святотатством была нарочито фальшивая игра страдающего похмельем попрошайки!
Эй-Эй тем временем, похоже, заметил нездоровый интерес к своему инструменту, поскольку скорчил самую кислую мину, на какую было способно его изуродованное лицо.
— Эльфийская она, эльфийская! — проворчал он, предупреждая очередной допрос. — И с эльфами я дружу, и мастер лютню специально для меня делал. Дальше что? Знали бы вы, господа, как это надоедает: подозрительные взгляды и дурацкие вопросы!
— А мы тебя ни о чем и не спрашивали, — зловредно ухмыльнулся шут. — Я вот, например, тебя собирался спеть попросить…
— А уши не опадут, преждевременно увянув? — сочась желчью, поинтересовался проводник. — Я ведь уже несколько дней неприлично трезвый хожу.
— Вчера пил! — возмутился король.
— Вчера я поправлял расшатанные нервы! — с негодованием в голосе опроверг обвинение Эйви-Эйви. — Выпивки-то было, как мочи от койота!
