Настроение было даже лучше, чем во время увольнений в армии, поэтому расслабившийся Олег не сразу заметил странную пару, явно и целеустремленно следовавшую за ним. Только чувство какого-то дискомфорта, сразу сбившее благодушный настрой, заставило его напрячься и неожиданно осознать, что эта «сладкая парочка» идет за ним уже долго, никуда не сворачивая.
«Неужели опять? Черт побери, как же им не надоест… Ладно, что делать? Оружия у меня с собой нет, кинжал на поясе – признак статуса, не более, да и не умею я им пользоваться, как следует, – тревожные мысли никак не отразились на поведении Олега. Он шел все так же неторопливо, продолжая якобы рассматривать окружающее. – Чему-чему, а уж владеть собой за эти три месяца нас научили не хуже шаолиньского монаха. Вот только драться столь же эффективно против хорошо подготовленных наемных убийц у меня вряд ли получится. Если бы у меня был меч, – подумал он, вспоминая на ходу уроки самообороны без оружия. – Три месяца – это же так мало, чтобы реально овладеть мастерством. Эх, «ЗИЛ» сто пятьдесят семь крестовину марать! – И он вспомнил прочитанную не так давно книгу, в которой девчонка, находясь в смертельной опасности, представила себе меч, который сразу появился в ее руке. – Вот же, черт побери, как бы мне сейчас помог такой же «призрачный меч». Эх, ведь сейчас бросятся», – заметив, что его нагоняют, подумал Олег и представил, что он держит в руке катану. Почему катану? А кто ее знает, может быть, потому, что очень любил фильмы про самураев, или потому, что здешний, чуть изогнутый кавалерийский меч чем-то ее напоминал, а то и вовсе потому, что он незадолго до переноса прочитал в журнале «Оружие» статью про сорок восемь самураев. Катана виделась ему совсем реальной, со слегка изогнутым клинком, рукоятью, покрытой кожей ската, которую удобно держать двумя руками (но в отличие от классической японской катаны с утяжелением-противовесом в рукояти, позволяющим при необходимости драться и одноручным хватом), с клинком, по голубоватой стали которого пробегают мерцающие волны. Олег даже прищурил глаза, представляя, как бросившийся сзади враг напарывается на клинок. А он сделал приставной шаг, выдергивая меч, мягко развернулся на пятке, чувствуя в руке приятную тяжесть… и с удивлением обнаружив в руке точно такое, о каком мечтал, оружие, автоматически перехватил его двумя руками. Еще шаг, и он нанес, крикнув: «Кья!» – удар по застывшему от неожиданности второму нападающему. И тут же остановился, едва сумев справиться с позывом рвоты. Клинок неожиданно легко разрезал тело пополам, прорезал узкую канавку в земле и… исчез, как только Олег забыл о нем. Но Олег не обратил на это внимания, ему было очень нехорошо, так плохо, как не бывало давно, со времен Чечни. Ведь даже там он ни разу не видел человека, разрубленного надвое, и уж тем более не делал такого своими руками. Автоматически он сделал несколько шагов в сторону, оперся всем телом на забор и, наконец, решил показать всему миру то, что осталось в его желудке после завтрака. «Мне все показалось. Это искусно наведенный морок, иначе окружающие увидели бы, да и полиция была бы уже здесь. Не может быть, чтобы здесь, в центре силы, рядом со школой, могли действовать какие-то незаметные для местных магов заклинания. Их ДОЛЖНЫ видеть. Иначе мне все это чудится», – мысли ползли ленивыми червяками в такт содроганию пустого желудка и попыткам вытолкнуть из себя очередную порцию слизи. Казалось, Олегу сейчас все было безразлично, но глаза автоматически фиксировали переставшее биться в агонии тело второго нападающего, лежащие среди быстро впитывающейся в пыль крови и чего-то еще, неприятно-отталкивающего, две полутушки, некогда бывшие человеком, нескольких псов, настороженно принюхивающихся к неожиданно появившимся на улице запахам мясной лавки, шипящего кота, соскочившего с забора и в панике удирающего в глубь двора…
– Олег, – знакомый голос привел его в себя. Макс стоял, настороженно оглядывая улицу, в боевой стойке, с мечом и стилетом наготове. – Ты как себя чувствуешь?
