...На ноуте, кстати, было сколько-то чистого места, и Витька хотел было вести дневник - пришла такая мысль было - но потом ему стало смешно от этой самой пришедшей мысли, и он так ничего и не завёл. Зачем, для кого? А вот теперь машинка пригодилась...
На экране шумели зелёные деревья, и Мелкий вдруг сказал неуверенно:
- А я помню... на них должны быть птицы... живые... И ещё разные кошки на них. Которые птиц едят. Такие небольшие, с хвостами.
Вовка нашёл ему в компьютере птиц. И кошек...
... - Вовка, а можно я спрошу? - отвлёк Вовку от завтрака (это была яичница из порошка с ветчиной) и размышлений голос оставившего грузовик Мелкого. Он сидел боком, упершись в пол рукой, и смотрел на старшего.
- Угу, - Вовка хрустнул солёной галетой.
- А на свете ещё есть люди? Хоть сколько-то? Или только мы?
- Есть, - Вовка со вкусом отпил чай. - Наверняка. Людей было много, все всё равно погибнуть не могли. Еееесть где-нибудь.
- Вовка, а почему мы к ним не пойдём?
- Куда? - Вовке было лениво обрывать малька, пусть треплется. И самому в ответ - почему не поболтать? - В городе или нет никого давно, или прячутся хорошо. Я вообще знаю, как куда добраться, но ты тыквой-то подумай: снегопады, ветер иной раз крыши срывает, сам видел, - Мелкий кивнул. - Куда мы пойдём-то? Нас за околицей или заметёт, или просто в сугробах застрянем... Да и вообще, - он кивнул на радиоприёмник. - Вон, стоит. Я раньше часто слушал. А потом и бросил - по-моему, полгода назад последняя станция заткнулась. Какие люди? Мы к ним выйдем, а они хавку отберут, одежду отберут, а нас к стенке, и всё. Или самих схавают. Ты про людоедов знаешь?
Мелкий кивнул, глаза наполнились невыразимым ужасом. Но он всё-таки твёрдо сказал ломким голосом:
- Люди людей не едят. Это разные дикие только, я... в книжках читал. Я помню, - закончил он несколько удивлённо. - Или, может, не читали... - он потёр лоб пальцем, пытаясь вспомнить.
- А сейчас все дикие, - ответил Вовка и кинул Мальку галету. - На, лопай.
- А я можно... - Мелкий захрустел галетой. - Я можно ещё спрошу?
- Валяй.
- А твои папа и мама... - Мелкий сбился, чуть съёжился, но Вовка пожал плечами:
- Погибли. Я из лагеря вернулся, а весь центр в развалинах.
- А ты их не искал? Вдруг они уехали?
- Не искал. Да не уехал никто никуда, не успел. Нам военный так сказал. Мне и Сашке. Это дружбан мой... был.
- Военный сказал?
- Ну да, наш военный. В смысле, русский.
- Наш - это русский?
- Ну да.
- А кто такой военный?
- Это человек, который воюет... Слушай, заткни ты пасть галетой и хрусти, а то как дам!
Мелкий заткнулся, сделав вид, что очень испуган...
...Мелкий, которого звали Петькой, и который вспомнил это совсем недавно, но не говорил, потому что Вовка приказал не говорить - не сердился на Вовку. Ничуть. Ни капли. Вовка для него был... был всем. Ничего такого в прежней жизни мальчика - которую он не очень хорошо помнил, и не только из-за возраста, а и потому, что ужас, к счастью, стёр большую часть памяти - не встречалось. Он даже не помнил, как и почему остался жив и выжил вообще. Что делал, где жил - почти не помнил и не стремился вспомнить. Рядом был Вовка - вот и здорово.
Вовка был Вовка. И всё, что он делал, что он говорил - было хорошо и правильно. Даже когда он делал больно или ругался. Это всего лишь значило, что он, Петька, где-то ошибся. "Накосячил". Никакие иные мысли мальчику в голову не приходили.
Вовка его спас. И что пригрозил сначала - тоже ничего. Мир злой. Страшный. Пустой. Холодный. А Вовка добрый...
... - Ты добрый, - вырвалось у прожевавшего галету Мелкого.
Вовка вытаращился на него без шуток. Даже рот приоткрыл. Поскрёб, опустив глаза, вилкой по тарелке. Потом хмыкнул:
- Ну тебе видней... - и вдруг спросил: - Слушай, Мелкий, а ты своих вообще не помнишь?
- Собаку вспомнил. Когда вчера компьютер смотрели. Таксу, - ответил Мелкий. - И всё. Больше ничего. Потом только магазин помню, где ты меня... нашёл. И ещё как будто кусочки в голове пересыпаются, - он вздохнул, и Вовка поспешил заговорить о другом:
