«Он дал нам приют и защиту!» – мысленно одёрнула себя женщина: думать плохо о благодетелях – идти на поводу Неправедного. Грех. Страшный грех. Что бы ни натворил хозяин башни, не ей его осуждать!
Ещё раз осмотрев захоронения и определив, что они довольно свежие, Нисси вздохнула и двинулась дальше: с этой стороны среди редких кустиков зелени не нашлось ничего, что могло бы помочь. Однако стоило ей, обогнув ещё один угол, оказаться с обратной стороны башни, как губы сами начали шептать благодарственную молитву Справедливому. Десятка полтора вырубленных в камне углублений правильной формы, засыпанных явно принесённой откуда‑то землёй и засаженных разнотравьем, не оставляли сомнений, что здесь Ниссрита отыщет всё необходимое.
* * *
Сидя на кухне, Хассрат чинил снаряжение и размышлял над рассказом жены и собственными наблюдениями. Свежие могилы, кольчуга с эмблемой Палача Справедливого – небольшой, в четыре ногтя, пластинкой с выгравированным на ней однолезвийным топором на длинной прямой рукояти – надетая на мертвеца, явное уважение, выказанное тому рослым селянином… Не так‑то уж и просто всё было, как думала Нисси! Далеко не так просто! Чтобы местные не понимали, кто есть кто в этой башне?! О предгорцах говорили много всякого, но никто ни разу не назвал их наивными. А значит, его, Хассрата, хозяин – не пугало у входа. И именно хозяин, хотя формально клятву верности не принимал (тяжело вздохнув, мужчина отложил перевязь и занялся мечом). Опять пришлось спорить с женой. Она считала, что без клятвы ни о какой постоянной службе и речи не может быть. Глупая женщина. Очень глупая. Нельзя разбрасываться данным словом. Нельзя забывать об обещаниях. Нельзя! Иначе очень быстро перестанешь быть воином, превратившись в не имеющего ни чести, ни совести грабителя. В жалкое существо, трясущееся за свою бессмысленную жизнь. И как потом смотреть в глаза сыну?
Сын… (мысли Хассрата перескочили на Рисси). Теперь‑то уж точно выживет. Жар почти спал. Хотя дыхание ещё хриплое и кашель остался, но это пройдёт. В тепле, с нормальной едой, с травами… И на свободе. Без лордов‑владельцев, без жрецов, без сборщиков податей. Захочет – построит дом и станет вести хозяйство. Захочет – отправится странствовать. И никто не потребует от него бесплатно обрабатывать чьё‑то поле или отдавать своих детей. И мертвец не потребует. В этом Хассрат был почему‑то абсолютно уверен. Почему? А Справедливый его знает!
* * *
К удивлению Грима, в этот раз Гельд на его приветствие отреагировал: повернул голову и слегка кивнул. И даже с первого раза понял, чего от него хотят. Встал, вошёл в башню и спустя пару минут вышел уже с чужаком. Правда, после этого опять уселся на своё место, не обращая внимания на происходящее рядом. Мол, сумеете договориться – хорошо, нет – не моя беда. Но это было его право, и ничего обидного в таком поведении великан не видел. Да и потом, чем может помочь тот, кто не то что языка не знает, но даже говорить вряд ли умеет? Вот‑вот. Ничем. К тому же Гримгирд, предвидя возможные проблемы, заранее позаботился об их решении: на большом куске полотна угольком были тщательно нарисованы несколько охотничьих сцен. Оставалось только, ткнув в фигурки людей, показать потом на себя и чужака.
Ещё немного времени ушло, чтобы утрясти вопрос с оружием. Поначалу пришелец, решив, что лук со стрелами и короткое копьё ему дарят, отказывался, и Гриму пришлось снова тыкать в рисунки. Но наконец, ненадолго исчезнув внутри башни, Хассрат появился с заброшенной за спину котомкой и выразительно глянул на здоровяка: мол, готов, отправляемся?
Подхватив связку дротиков (сам великан ни луков, ни арбалетов не признавал. Обходился дротиками и обычными камнями, которые метал с удивительной точностью), Гримгирд указал рукой направление и зашагал не оглядываясь. В том, что чужак не отстанет, он был уверен.
Горные пути к болтливости не располагают: далеко не везде тропа достаточно широка чтобы идти рядом. И шума такие места не любят. Потому до самого привала охотники вряд ли перекинулись десятком слов. Да и то говорил один Грим, время от времени указывая на приметную скалу или дерево и называя прозвища, данные им местными. Хассрат только кивал, запоминая. Повторить он даже не пытался: всё равно с первого раза правильно не получится. Зато на обеденной стоянке, перекусив бутербродами с салом, здоровяк принялся за обучение языку всерьёз: показав на предмет, называл его, просил повторить, поправлял, если у «ученика» получалось плохо, опять просил повторить… Воин не возражал: если уж они с женой и сыном здесь останутся, надо хотя бы с хозяином уметь объясниться без посторонней помощи.
