За Ривеном, кроме того, присматривали две медсестры: сестра Бисби и сестра Коухен. Бисби — великодушная и милосердная воспитательница, ходячий пережиток викторианской эпохи. Лицо ее больше всего походило на неотесанный валун нежно-розового цвета. Волосы она убирала назад и так туго их стягивала, что Ривен не сомневался: если она их распустит, лицо ее тут же обвиснет складками кожи, как у бладхаунда.
Сестра Коухен, в противоположность Бисби, была молода и стройна. В ее озорные глаза Ривену почему-то было больно смотреть.
Имелся также кое-какой санитарный персонал на подхвате. И небольшой поварской штат. Дуди — вроде как и уборщик, и санитар по совместительству, а иногда еще помогает на кухне. Похоже, никто в Центре толком не знает, каковы обязанности Дуди. И вообще, кем он тут числится.
В девятнадцать лет, дослужившись до чина капрала, он добровольно ушел из армии, не дожидаясь повестки в военный суд за избиение офицера. Дело было в Ирландии. Его группа набрела на какой-то странный с виду автофургон. Разведка сообщила, что в этом фургоне содержится подозрительное устройство, и группу Дуди загнали на наблюдательный пост на холме, чтобы держать под контролем окрестность. А потом вдруг возник командир роты и стал орать, чтобы они спустились к колымаге и проверили ее. А когда Дуди отказался, тот обозвал его трусом и еще всяким нехорошими словами… в общем. Дуди его нокаутировал, офицера. И буквально через пару минут в фургоне взорвалась бомба. Тогда-то Дуди и попросился на Королевскую военно-медицинскую службу. Он неплохо справлялся с работой, но у того офицера оказались обширные связи. Вот так и вышло, что в возрасте двадцати лет капрал Дэвид Дуди оказался не у дел. Обученный в армии двум, так сказать, специальностям: убивать людей и врачевать. И это — как он любил повторять — вполне логично. Для армии.
– И вот теперь я здесь, — заключал он обычно, — подтираю им задницы, этим чокнутым старикашкам, и стараюсь держаться подальше от нашего Сталина в белом халате.
– Замечательная погода, просто чудо, — объявила сестра Коухен. — Настоящая золотая осень.
Ривен кивнул. Она толкала его кресло через лужайку на задворки Центра. Его укутали с головы до ног, чтобы он не замерз, на колени набросили одеяло, но на улице было тепло и ясно, а над ивами вились скворцы. Как весной.
– Я пока вас оставлю. Вернусь через десять минут, чтобы вы не простыли. Все в порядке, мистер Ривен?
Он снова кивнул и даже выдавил улыбку.
А у нее длинные волосы, интересно, когда она их распускает… тьфу, черт.
Он сидел, слушая плеск чистой струи и вскрики скворцов. Небо над головой такое чистое, по-зимнему чистое. И хотя времени после полудня прошло немного, солнце уже начало потихоньку клониться к закату, удлиняя тени в дымке бледно-оранжевого света.
Рука легла Ривену на плечо. Явно не рука сестры. Он резко обернулся. Моулси.
– Ну вот, мистер Ривен, — старик лукаво огляделся по сторонам. — Я слышал, вы снова можете говорить.
– Угу. — Это ты, Моулси, именно ты ткнул меня снова в это дерьмо. Ты мне напомнил про Скай. И уж калека увечный я там или нет, теперь я заткну твой фонтан.
Персонал в Бичфилде буквально помешан на гигиене, но о старике никак нельзя было сказать, что он чист и тщательно вымыт; наоборот, от него исходил запах земли и пота. Моулси как-то удавалось избежать их предупредительного внимания. И, уж во всяком случае, Ривен ни разу не видел, чтоб старика сопровождала сестра или кто-то из санитарок. Сейчас в нем шевельнулось какое-то странное тревожное чувство. Здешний медперсонал как будто и не подозревает о существовании Моулси.
Тот вновь огляделся по сторонам. Как всегда, старикан насторожен. Он что, не хочет, чтобы его тут видели? Ривен нервно заерзал в кресле.
– А вы здесь давно уже, Моулси? — спросил он.
Старый шотландец пропустил вопрос мимо ушей. — Мы знаем тайну, мы вдвоем, — сказал он, и снова в провинциальном его говорке мелькнул этот странный акцент, который Ривен никак не мог уловить. — Но вы не волнуйтесь, я умею хранить тайны.
– Что еще за тайна? — раздраженно спросил Ривен.
