Пребывание на высоте стало бессмысленным. Мы спустились вниз и двинулись к своей траншее. Когда до нее оставалось три-четыре метра, между мной и Юсуповым разорвался снаряд. Мы бежали почти рядом. Взрывной волной меня бросило в одну сторону, Юсупова - в другую. Я упал на спину. Дыхание перехватило, на губах появилось что-то теплое и липкое. Я потерял сознание. Уже в медсанбате я узнал, что Володю Юсупова убило. Из семидесяти восьми человек в живых осталось двадцать четыре.
Выжить!
Я пришел в сознание в медсанбате на пятые сутки. Туловище было туго стянуто бинтами. Я знал, что ранен тяжело, и, испытывая мучительные боли, думал о главном: выжить! А жить хотелось, очень хотелось. Мне исполнилось только девятнадцать лет.
Целый месяц я как нетранспортабельный пролежал в медсанбате. Потом здоровье пошло на поправку, и меня эвакуировали в тыл. На автомашинах, в железнодорожном эшелоне под частыми бомбежками нас увозили все дальше от фронта. Я попал в Кострому.
В госпитале я лежал в светлой комнате на койке с двумя белоснежными простынями. Рай!
Но вот прошло два месяца, и "рай" стал невыносим. Сводки с фронтов приходили тревожные: немцы взяли Ростов, рвутся к Волге. На каждом обходе раненые просили врача быстрее выписать их из госпиталя. Просил и я.
Однажды врач сказал мне: "Не торопись с выпиской, после тяжелого ранения комиссия даст тебе отпуск, поедешь домой". Это было неожиданным. Признаться, мне очень хотелось побывать в Березовске. Отец, мать, сестры и братишка, конечно, будут рады. В то же время я думал о фронте. Так и прожил последние дни в госпитале: мысленно находился то в родном Березовске, то в своем полку.
И вот наступило утро, в которое я должен был предстать перед комиссией. В коридорах, в вестибюле и во всех тамбурах толпился народ. На комиссию вызвали человек восемьдесят. Медсестра, которая устанавливала очередь, вышла из дверей. Все стихли.
- Неустроев, на комиссию!
...Здоровье проверяли несколько врачей, между собой они о чем-то говорили вполголоса. Я подумал: "Очевидно, советуются, на сколько месяцев дать мне отпуск". Осмотр закончен. Председатель комиссии - пожилой военврач - снял очки и весело сказал:
- Хорошо поправился. Годен к строевой! Хочешь на фронт?
Я ответил:
- Конечно...
Не мог же сказать, что хочется домой.
Так закончилась долгожданная для меня комиссия.
В тот же день получил документы и уехал на Северо-Западный фронт. Дорога оказалась длинной и трудной, и я не раз вспоминал госпиталь. Много думал и о доме. Теперь мне стало грустно оттого, что я не побывал в Березовском. Как там мать, отец, сестры и братишка?
В дороге из одной раны, зажившей неделю назад, стало сочиться, и на нее пришлось наложить повязку.
Отдел кадров фронта я разыскал неподалеку от станции Гузятино Калининской области в густом болотистом лесу. Моросил мелкий осенний дождь. Бушлат, выданный в госпитале, оказался великоватым, он сильно намок, отяжелел. От усталости и слабости я еле держался на ногах. Зашел в землянку отдела кадров. На меня дохнуло запахом раскаленной докрасна железной печки и махорочным дымом.
Ну вот и конец восьмидневным скитаниям от Костромы до Гузятино. Сейчас обсушусь, отдохну в тепле, а потом можно будет идти и дальше. Стал в очередь. Возле стола, за которым сидел майор, толпилось до двух десятков командиров, пришедших, как и я, за направлением.
Очередь шла быстро, майор каждому выдавал небольшую бумажку и коротко что-то говорил. Я подошел к нему и доложил:
- Старший лейтенант Неустроев после госпиталя прибыл в действующую армию для прохождения дальнейшей службы по изгнанию гитлеровских полчищ с нашей земли.
Кто-то у двери прыснул в кулак. Действительно, мой доклад прозвучал немножко высокопарно. Я смутился. Минуту майор смотрел на меня и одобрительно кивнул головой. Затем вручил направление и сказал, что отправиться нужно немедленно.
- Отдел кадров вашей армии находится в районе села Молвотицы. Найдешь?
- Есть найти!
Вот тебе и высушил бушлат, отдохнул в тепле. Я вышел из землянки. По-прежнему лил дождь, только более крупный и резкий. Не разбирая грязи и луж, я пошел к железной дороге. Добрался до полотна и по шпалам пошел к станции Бологое, которая находилась в пяти километрах от Гузятино.
