Стук в дверь. Вошел Виктор Сергеевич. Посмотрел в «окно», покашлял, сказал негромко:
— Хорошо-то как.
— Это утро 20 мая прошлого года.
— Я кое-что изменил в расписании, — не глядя на Марину, улыбнулся командир, — надевай скафандр. Пойдешь в носовой отсек. Заодно проверишь термостаты и контейнеры.
— Спасибо, Виктор Сергеевич. Носовой отсек сообщается с открытым космосом. Я рада, что вы меня правильно поняли… — Она замолчала, но тут же, преодолев смущение, звонко спросила: — Хотите, я вам чудесное стихотворение прочту. Про утро.
У капель — тяжесть запонок,
И сад слепит, как плес,
Обрызганный, закапанный
Мильоном синих слез…
В корабельном паспорте носовой отсек именуется «помещением полезной нагрузки». Это склад грузов, необходимых для вылазки на чужую планету: самоходные установки, бурильное оборудование, трубы и материалы, которым не страшны космический холод и вакуум. Здесь же термостаты и контейнеры. В них на Землю будут доставлены образцы марсианского грунта.
Скучно, приземленно звучит: сходить на склад и посмотреть, как там поживают контейнеры. Но склад находится в носовом отсеке космического корабля, летящего к Марсу, а войти туда нужно через шлюзовую камеру, и не просто в обычном рабочем скафандре, а в экспериментальном, в котором отрабатывается «автоматическая система регулирования жизнедеятельности космонавта с использованием обратных психофизиологических связей».
Почти все эксперименты и исследования в ходе полета так или иначе решали задачу: человек в космосе, человек и жизнь в необычных для него условиях, человек и его способность трудиться в этих необычных условиях.
Марина вставила штекер фала в замковое соединение и захлопнула крышку шлюза.
— Виктор Сергеевич, я на складе.
— Усложним задачу, Марина. Выключи рацию и действуй без связи. Карпенко тебя подстрахует.
— Хорошо, командир. — Марина вплотную придвинула гермошлем к объективу телекамеры, белозубо улыбнулась сквозь прозрачный щиток и сказала нараспев:
— Бе-едненький Карпенко!
И выключила связь.
Виктор Сергеевич озадаченно покашлял.
— Сергей, что у нее?
— Показатели очень высокие. Словно сидит в своей каюте.
— Это-то и плохо. Опасности не чувствует…
Экспериментальная система жизнеобеспечения действует так. Портативная ЭВМ, анализируя голос, пульс, температуру тела, частоту дыхания, составляет «представление» о самочувствии космонавта. В зависимости от этого по фалу в скафандр подается нужное количество воздуха, устанавливается оптимальный режим обогрева и вентиляции.
Марина не спеша проверила герметичность термостатов, принялась поочередно освобождать от креплений и снимать обычные контейнеры. Это был нелегкий для нее труд, хотя в невесомости тяжесть стальных контейнеров не чувствуется, но масса-то у них немалая. Командир, следивший по телевидению за действиями Марины, заметил, что в последние пять минут ее движения резко замедлились. Устала Марина.
— Сергей, что нового?
— Все показатели на прежнем уровне. — В голосе Меркулова удивление.
— Непонятно.
Жора и Акопян подошли к Виктору Сергеевичу и тоже стали смотреть на экран.
— Карпенко, как подается воздух? Вентиляция?
— Все как в начале выхода.
Инженер-исследователь находился в трюме рядом со шлюзовой камерой носового отсека у переносной ЭВМ, управлявшей системой жизнеобеспечения Марины. Ему тоже казалось странным: человек работает, устал, а вентиляция та же. Система-то на самонастройке!
— Виктор Сергеевич, может быть, мне пройти к Марине?
— Подожди, Василий, она уже заканчивает.
Марина закрепила в гнезде последний контейнер, медленно разогнулась, зачем-то провела ладонью по щитку гермошлема и… погрозила кулаком дальней стенке отсека.
— Ты понимаешь? — спросил командир у Калантарова.
— Может быть, она пот с лица хотела смахнуть.
Марина наклонилась, словно слепая, нащупала фал. Перебирая его руками, неуверенно двинулась к шлюзу. У люка она остановилась, включила рацию.
— Все в порядке, Виктор Сергеевич. А это что — шутка или…
— Объясни, Марина.
— Свет почему в отсеке выключили? Усложняли задачу?
— Молодец, догадалась. Ну, теперь выходи.
Голос командира не дрогнул — свет на складе никто не выключал.
