А в моих детских воспоминаниях сейчас началась и идет Великая Отечественная война. И предваряет ее для меня такой случай.
Мне уже шестой год.
Какие-то друзья моего деда Николая Александровича Ливанова приехали в столицу из провинции, остановились в гостинице Моссовета (потом «Москва») и пригласили деда зайти к ним.
И вот мы с дедом входим в просторный гостиничный лифт, обитый изнутри деревянными панелями.
— Обождите, вон еще пассажиры, — просит лифтер.
И, торопясь, в лифт заскакивают трое мужчин. На них аккуратная черная форма, блестящие сапоги, черные фуражки с задранной спереди тульей, отмеченной каким-то значком. У того, кто стоял ближе к нам, на руке выше локтя красная широкая повязка с белым кружком, в котором корчится какой-то странный, похожий на паука, черный знак.
Двери закрылись, лифт поехал вверх, тяжелая дедовская рука легла мне на плечо и придвинула меня вплотную к деду.
Наши попутчики, поглядывая на нас, вежливо улыбались, переговариваясь.
Когда вышли из лифта, я спросил деда, кто такие это были.
— Фашисты, — ответил дед и разъяснять мне ничего не стал.
А зимой 41-го года, как рассказал мне отец, к нему в комнату ворвался дед с газетой «Правда» в руках.
— Смотри, смотри, кого назначили! — кричал дед, тыча пальцем в газетный лист. — Какое лицо! Теперь мы победим!
В «Правде» был напечатан портрет Георгия Константиновича Жукова. Молодец мой дед! Он не ошибся.
У всех людей в жизни есть веха, от которой отсчитывается время.
В жизни поколения моих родителей отсчет времени обозначался так: «до войны» и «после войны».
Люди как бы прожили две различных жизни. Одна кончалась войной. Другая родилась с миром, с победой. А между этими жизнями — война.
И хотя мой отец Боря Ливанов в 16 лет сбежал из дома, чтобы вступить добровольцем в Красную армию, воюющую в Туркестане с басмачами, хотя участвовал в ночной кавалерийской атаке, когда было разгромлено войско Ибрагим-бека, эта война все равно воспринималась им, романтическим юнцом, как пусть смертельно опасное, но все же приключение.
Поколение наших бабушек и дедушек всей своей жизнью было подготовлено к военным потрясениям. Они пережили и хранили память о трех войнах. Первой мировой, Гражданской и финской. Их жизненный опыт был накрепко прошит кровавой ниткой военных испытаний.
А мы, дети, родившиеся всего за несколько лет до Великой Отечественной войны?
Вспоминая годы войны, я с благодарностью приму помощь моей мамы. Она писала: «Война. Всем детям театра в обязательном порядке предложена эвакуация в Мордовию. Наташе — 9, а Васе — 5 лет. Василий Васильевич Каменский звал к нему на Урал: около Перми, станция Силва, село Троицкое. В первый раз, когда Вася появился там среди местных мальчишек, я увидела в окно, как они его щиплют, зажимают локтями. Потом он им что-то сказал — и дальше было видно, что они его приняли.
— Васечка, молодец, как ты быстро подружился с мальчиками. О чем они тебя спросили?
— «Как тебя звать?» — «Вася», — ответил я.
— Ах, вот в чем дело.
В селе Троицкое уже много лет всех называли Василиями — в честь Каменского.
Однажды Василий Васильевич пригласил из Перми какого-то пожилого человека. Тому все в доме и вокруг понравилось.
— Василий Васильевич, а как зовут твоего сына?
— Василий Васильевич.
— А твоего гостя Бучинского?
— Василий Васильевич.
Приезжий помрачнел вдруг. А когда во двор вошел местный учитель и Каменский закричал ему в окно: «Василий Васильевич, зайди в дом», этот приезжий сказал:
— Стар я, милый, чтобы так надо мной насмехаться. Не бывает, чтобы все были Василиями, да еще Васильевичами.
И уехал обратно в Пермь».
Василий Васильевич Каменский был личностью уникальной. Прежде чем прославиться как поэт, он занял достойное место среди первых русских авиаторов. Принимал участие как пилот в показательных выступлениях в Европе.
Именно Каменский утвердил в нашем языке слово «самолет». До этого говорили «аэроплан».
В одном из заграничных показательных полетов в мае 1912 года самолет, пилотируемый Каменским, потерпел катастрофу.
В газетах писали: «Погиб знаменитый летчик и талантливый поэт В. Каменский». Но Василий Васильевич чудом уцелел и, вылечившись, продолжал летать.
