Переплут поднял на него свои воспаленные глаза.
– Быдлом вы родились, господин хороший, быдлом и умрете.
Засим последовала могучая оплеуха, и заключенный вместе со стулом оказались на полу. Афанасий вытер кровь с разбитой губы и ухмыльнулся:
– Зря стараетесь. Этим вы лишь подтверждаете мои слова.
– Вот и поговори с ним! – вздохнул Гусев.
«И поговорим! – вдруг чему-то улыбнулся Волкогонов. – Мы с ним сейчас в русскую рулетку сыграем, правда, профессор?»
Это была известная лубянская хохма. Следователь брал револьвер с пустым барабаном и начинал игру. Сначала он взводил курок и подносил револьвер к собственному виску. Затем к виску заключенного.
Зэки реагировали по-разному. Кто-то падал в обморок, кто-то просил повторить по пытку, а кто-то с полнейшим безразличием следил за манипуляциями чекистов. Переплут как раз относился к последней категории. Он презрительно фыркнул, когда Волкогонов вхолостую спустил курок и скорчил мину, когда дуло револьвера оказалось у его собственного виска. В следующий момент сверкнула яркая вспышка, его череп подвергся деформации, а еще через мгновение, разрушенный грубым физическим вмешательством, мозг прекратил свою деятельность.
Младший лейтенант с перепугу вскочил из-за стола, сильно толкнув его. Чернильница подпрыгнула, перевернулась и залила дело арестованного Переплута Афанасия Поликарповича.
– Черт! – выругался безбожник Гусев. – Что же ты, Коля, наделал! Теперь столько объяснительных бумаг писать придется!
– Не знаю! – пробормотал белый как полотно Николай. – Я же вроде проверял. Ты же видел – я же сам чуть не...
– Лучше бы ты! – покачал головой лейтенант. – Мне сам майор поручил колоть этого профессора, а ты так все бездарно завалил! Обосрался, как первоклассник, «младшой»! Что теперь прикажешь докладывать майору? Преступник разоружил двух матерых следователей и пустил себе пулю в висок?!
Волкогонов плаксиво протянул:
– Но я же не нарочно...
– Идиот! Еще не хватало, чтобы ты нарочно!
Дверь распахнулась, и незадачливые следователи узрели на пороге своего непосредственного начальника – майора НКВД Крячко. Судя по отсутствию на голове фуражки, майор был в легком подпитии и хорошем расположении духа.
– Ну, голуби, как наш профессор? – осведомился он, с хрустом жуя капустный лист.
– Умер, товарищ майор! – доложил Гусев, вытягиваясь в струнку.
– Как умер? – перестал жевать Крячко. – Не понял!
– Это я виноват, товарищ майор! – всем своим видом Волкогонов выражал покаяние. – Недоглядел.
– Вы что, охренели? – взвился начальник. – Мне этого Переплута поручил сам Ежов!
– Виноваты, товарищ майор! – хором воскликнули следователи.
– Идиоты! Никто обратного и не утверждает. Отчего он умер?
Запинаясь и спотыкаясь на каждом слове, Волкогонов пояснил, что подследственный внезапно, во время допроса, прыгнул на него, выхватил револьвер из кобуры, а затем пустил себе пулю в лоб.
Майор покачал головой, затем вынул из нагрудного кармана носовой платок и, протерев рукоятку револьвера, вложил его затем в руку покойника.
– Доигрались, козлы, в русскую рулетку. По совести, нужно было бы сейчас вас обоих заставить в нее сыграть. Короче, засранцы! Ты, Гусь, сегодня вечером уезжаешь в командировку, а ты, Коля, завтра утром. Первый на полгода, второй – на год.
– Куда? – синхронно выдохнули чекисты.
– Гусев – в Мезень, а ты – в Якутск. Попробую прикрыть ваши никчемные жопы, пока Николай Иванович не решил, что имела место тщательно спланированная акция, и не отнес вас к сторонникам Льва Давидовича. Эх вы, раздолбаи!
Гусева через месяц найдут на Кокушинском берегу с размозженным затылком, а лейтенант Волкогонов пропадет без вести по дороге из Якутска в Вилюйск. Крячко выпьет за каждого по сто пятьдесят граммов «Двина» и опасливо перекрестится, чтобы не дай бог кто увидел...
Старая песня о главном
Майор Малинин собирался на пенсию. Голова после тщательного недельного празднования пятидесятилетнего юбилея гудела привычным рассеянно-коматозным гулом. Он сидел в своей каморке на главном вещевом складе, отгороженной от ангара арочного типа бутафорской стеной в полкирпича, и пытливо вглядывался в зеркало. Где-то внизу, посередине двухтумбового письменного стола «под дерево» испускал инфракрасные лучи искусственный калорифер – жуткого вида устройство, представляющее собой силикатный блок с намотанной на него нихромовой спиралью.
