Но он смог отрешиться от того, что его окружало.
А был ли он на самом деле всегда глухим, — спросил он себя. Ощущения были такими же, как и всегда. Но теперь он мог слышать, а раньше не мог. Он подошел к Норме Лавин и обнял одной рукой ее содрогающиеся плечи.
— Все будет хорошо, — сказал он. Она молча прижалась к нему. — У меня скоро родится малыш. — Она рассеяно кивнула, не сводя глаз с вышки. — Если что-нибудь случится, — продолжал он, — то будет только справедливо, если о нем позаботятся? Верно? О Сэнди, Вирджинии и мальчике. Вы не забудете о них? — Она кивнула, хотя смысл его слов вряд ли доходил до нее. — Я слышал примерно о таком же Дне Состязаний в Бэй-сити, — не умолкал Норвел. — Там тоже, как и здесь, была высокая проволока над бассейном с пираньями. Один из судей, сидевших на ступеньках лестницы, был слегка подвыпившим и то ли оступился, то ли еще что-то вроде этого…
Она не обращала никакого внимания на его слова. Он поднялся и подошел к Мандину.
— Если что-нибудь случится, — начал он, — будет только справедливо, если позаботятся о Сэнди, Вирджинии и мальчике.
— Что?
— Просто не забывайте об этом.
Шеп снова как-то подозрительно посмотрел на него.
Норвел отошел в сторону.
Прозвучала барабанная дробь, и ведущий поджег платформу, на которой, будто каменная статуя, стоял Дон Лавин. При виде языков пламени толпа взвыла, а мальчик сделал отчаянный прыжок вперед, раскачивая свой шест для равновесия.
Ведущий яростно набросился на трепальщиков.
— Что это с вами такое стряслось? Ну-ка, давайте! Бросайте камни! Вам за это платят!
Один из молодых хулиганов на дальнем краю бассейна начал размахивать трещоткой, нервно поглядывая на Шепа.
— Еще сотню, гад! — вспылил стоящий рядом с ним Хаббл. — Успокойся же!
Хулиган замер и, открыв рот, стал следить за канатоходцем.
Полметра, метр… Горизонтальный шест раскачивался все сильней.
У него особая обувь, понял Норвел. Может быть, обойдется, может быть, мне не придется ничего предпринимать. И тогда я снова смогу для собственного удобства стать глухим, буду регулярно менять батарейки, чтобы не было тошно глядеть на этих людей, рассудок и волю которых помутила жажда крови.
— Метр, полтора…
Ведущий неистовствовал.
— Что вы стоите, ублюдки, сложа руки? Дуйте в дудки! Забрасывайте его камнями!
Полтора метра… два…
Рев толпы становился все более страшным и угрожающим. Она напоминала ведущему, что ее обманывают. На одной из трибун возникло пение, возбужденные зрители топали в такт ногами и хлопали в ладоши.
Два метра… Два с четвертью…
Ведущий сменил проклятия на рыдания.
— Мы платим вам — за то, чтобы вы трепали ему нервы, а не мне. Вот как вы отвечаете на все наши старания, — лепетал он. — Неужели все эти прекрасные жители на трибунах не заслуживают того, чтобы вы исправно выполнили свои обязанности? Подумайте о репутации нашего стадиона! Неужели вам не стыдно?
Два с половиной метра… два и три четверти… три…
Почти две трети пути к противоположному краю.
У Норвела появилась надежда. Но кто-то на трибуне, кто-то с сильной рукой да плюс ветер, сумел перекрыть расстояние. В конце своего полета большой булыжник бухнулся в бассейн. На всплеск метнулись мелкие твари с бледными животами, которые, тут же стали рвать на куски друг друга. Вода окрасилась кровью и словно начала кипеть.
Неожиданно Норвел стал хладнокровным и решительным.
— Через несколько секунд они его доконают, — отрывисто бросил он Мандину. — Приготовьтесь вытаскивать его как можно быстрее. Не забудьте о том, что я говорил вам ранее.
Он направился к Уилки, который в немом отчаянии глядел на упорствующих в своем молчании трепальщиков.
Упал еще один булыжник.
На этот раз удар пришелся в вышку.
Один конец балансировочного шеста резко взмыл вверх. И тут же прозвучал отчаянный крик Нормы.
— В этом году у тебя не будет нервного припадка, Уилки, — сказал Норвел, обращаясь к ведущему.
— Что? Это ты, Блай? О, боже, они меня совсем не слушают! — всхлипывал Уилки.
Три с половиной метра…
Дон Лавин был почти у цели, но в этот момент кирпич угодил ему прямо между лопатками. Балансировочный шест взметнулся еще выше, и трепальщики потеряли над собой контроль. Хаббл и Мандин кричали, просили, умоляли их, но они уже вцепились руками в камни и не слушали никого на свете. От вкуса крови обезумели не только маленькие рыбки пираньи.