Он положил чек на стол, проводил Норвела к выходу и у самой двери похлопал его по плечу.
— Черкни мне как-нибудь пару строк. Пусть я и не люблю сам писать писем, но всегда буду рад узнать, как там идут твои дела.
Норвел остолбенел.
— Письмо? Но я же буду встречаться с тобой, Арни!
— Разумеется, — Дворкас нахмурился, всматриваясь в потоки воды, падающей с неба. — Но естественно, что ты не захочешь совершать такие утомительные поездки из Белли-Рэйв. Что ж, я не могу упрекнуть тебя за это! Да я и сам буду в ближайшие вечера занят, пока не разделаюсь с делами для своего брата. Послушай, Норвел, какой смысл нам стоять здесь? Черкни мне при первой возможности. Всего наилучшего, дружище!
Норвел пошлепал по лужам в тягостных мыслях. Не имея наличных в кармане и с аннулированной кредитной карточкой, он должен был проделать долгий путь домой и промокнуть до нитки. Пройдя два квартала, он было подумал вернуться и одолжить у Арни денег на такси. Но напомнил себе, что нельзя надоедать другу, который так печется о его репутации среди своих друзей.
У него была масса времени, чтобы выучить наизусть все, что он собирался сказать Вирджинии.
Так он и поступил.
Закончив, Норвел смотрел на свою жену, испытывая скорее удивление, чем облегчение. Всю дорогу домой, под проливным дождем, его не покидали самые мрачные предчувствия. Он представлял, как она станет кричать на него. Швырять предметы. Обзывать его кем угодно — жутко язвительными словами, которые, буквально, будут бить его ниже пояса.
Но она не стала этого делать.
К счастью, дочь спала. При ней все было бы гораздо труднее. Не проронив ни слова, он переоделся, подошел к жене, заглянул ей в глаза и рассказал все — прямо и без обиняков.
Взрыва не последовало. Вирджиния, казалось, почти не слушала его. Она просто сидела с пустым выражением лица и водила пальцами по мягким подлокотникам кресла. Затем поднялась и подошла к стене, на которой оставался произведенный ею узор, и приглушила освещение. Комната утонула в интимном янтарном свете, в ней возникло что-то романтическое. Вирджиния разглядывала себя в стене, словно в зеркале. Норвел не сводил с нее глаз. В призрачном свете ее кожа была как бы подернута позолотой, с лица сошли морщинки, и вся она была мраморным совершенством.
Затем она села на теплый пол из плотной ткани и заплакала. Норвел неуклюже присел рядом на корточки.
— Пожалуйста, дорогая, — умоляюще произнес он, — не плачь.
Он прижал ее к себе и заговорил так, как никогда прежде. Будет, разумеется, трудно. С этим ничего не поделаешь. Однако, можно перенести — живут же, в конце концов, такой жизнью тысячи людей. Может быть, лишения будут не так уж тяжелы, может быть, это в большей степени сплотит их, может быть, их брак станет даже счастливее от этого.
И тут послышалось хихиканье Александры. Норвел рывком выпрямился. Девчонка насмешливо произнесла:
— Извините меня. Я и не думала, что здесь может происходить что-то интимное.
Вирджиния быстро поднялась, оттолкнув Норвела. Он почувствовал, поднимаясь, как краснеет.
— Сэнди, — сказал он ласково, прибегнув к почти забытому имени, которое так ей шло, когда она была хорошенькой малюткой, а не гнусной и… — Придержи язык, дорогая, и сойди, пожалуйста. Вниз. Я должен сказать тебе кое-что важное.
Вирджиния молча стояла рядом. Норвел понимал, что она едва сдерживается и любил ее за это.
Ребенок медленно сошел с лестницы.
— Сэнди, — твердо повторил Норвел.
— Пожалуйста, — перебила она его. — Вы же знаете, какие чувства я испытываю к этому имени.
Норвел напрягся, пытаясь сдержать себя.
— Я не имел в виду… — начал он сквозь зубы.
— Разумеется, вы ничего не имели в виду. Вы не имели в виду разбудить меня во время своего пьяного представления на лестнице, правда? Вы не собирались держать Вирджинию и меня в страхе, когда не удосужились сообщить, где задерживаетесь? — Она бросила взгляд в сторону матери, стараясь получить одобрение, но Вирджиния стояла, сложив руки.
— Я просто хотел что-то рассказать тебе.
— Что бы вы ни говорили, вам уже ничего не поможет.
— Ничего?! — завопил Норвел. — Так вот, послушай, черт побери! Мы перебираемся в Белли-Рэйв! Все мы — завтра! — будем там жить! Это для тебя ничего не значит?
