– Откуда вы все знаете? – спросила Трей.
– Это не я, это прибор, – ответил доктор. – Вот этот аналитический томограф. И последнее, дай-ка пальчик, возьмем немного крови для анализа. Это не больно.
Трей узнала приборчик Джей Ригас. Правда в этот раз, когда карандаш коснулся ее руки, она почти ничего не почувствовала.
– Молодец, – сказал доктор. – Тебе не помешает набрать килограмма три-четыре веса. Знаешь, что для этого нужно делать?
Трей закивала головой.
– Значит знаешь. Все, беги к своей тете. Она тебя уже заждалась! Трей обернулась и увидела, что Джей Ригас стоит за прозрачной дверью медотсека.
Селет проводил Трей печальными глазами. Она даже не посмотрела на него! И ничего не сказала. Как будто его тут и не было. Это он должен был первым согласиться на томограф, она-то такой штуки и не видела раньше. Не то чтобы он боялся обследования… просто не любил. Можно же что-то не любить?
– Знаешь, – сказал доктор Селету, – давай просто поговорим? А обследуемся как-нибудь в другой раз. Ты не против?
Селет удивленно взглянул на врача. Ему еще не доводилось видеть доктора, способного отказать себе в удовольствии обследовать кого-нибудь, если такая возможность есть.
– Я здоров, – повторил Селет, прикидывая, с чего вдруг такая щедрость? – А, ваш аппарат настроен на землян?
– Ты молодец… илльфи. Умница, правильно угадал, – похвалил врач мальчика. – Может быть ты мне теперь расскажешь, что с вами приключилось? Особенно про адалов. Боюсь, Трей слишком увлечена новой встречей и не сможет мне все подробно рассказать. Ты обижаешься на нее?
– Я? Нет!
Обида это совершенно пустое занятие. Каждый должен делать то, что считает правильным. Вот она и делает то, что хочет. А ему обидно. Это неправильно и некрасиво… чувствовать обиду. И еще обманывать.
Селет взглянул искоса на доктора, ожидая строгого выговора. Такого, какой всегда получал за вранье.
Но доктор смотрел по-доброму и как-то мягко улыбался. Селет ощутил, что доктор действительно настроен очень доброжелательно к нему, это был теплый ровный интерес, желание сделать приятное маленькому илльфи… «Маленький илльфи»… – так называл его доктор мысленно. Это что же, Селет прочитал мысли этого землянина? Ой, этого же совсем нельзя делать!
Это неправильно и стыдно!
Илльфи так не делают.
– Извините, – прошептал мальчик.
– Извинить за что?
– Я… – и тут он понял, что доктор даже не догадывается, и уж, конечно, не чувствует, что Селет сделал это. И можно ничего не объяснять, но тогда это снова будет ложь? Пусть так, пусть ложь, только бы не изменилось это приятное, мягкое, дружелюбное отношение. Слишком долго он терпел равнодушие орионцев и холодное презрение адалов, слишком долго был обузой для Трей…
Ленси не мог понять, что привело его гостя в такое смятенное состояние духа. Он не слишком много знал об илльфи, и мальчик был прав, аппарат действительно был настроен на землян, хотя на корабле были программы для обследования всех известных рас… Но доктор чувствовал, что обследование сейчас не самая важная часть знакомства.
– Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать, Селет. Совсем ничего. У нас еще будет время.
– Я… – Селет запнулся. Ничего не говорить? И можно не рассказывать и о том, что он понял, о чем подумал доктор? Но про адалов-то можно рассказать… Почему бы и нет?
В углу приемной медицинского отсека стоял большой белый диван. Доктор сел, потянулся, устраиваясь поудобней, и похлопал рядом по сиденью.
– Иди сюда.
«Расскажу ему про адалов», – решил Селет.
Доктор ни разу не перебил говорившего, но иногда задавал вопросы: там, где ему что-то было непонятно. Таких моментов было очень мало, хотя Селет рассказывал свою историю в обратном порядке: доктор сначала узнал, что адалы на планете изучают местное племя, надеясь найти телепатов, потом про аварию звездолета, о лесном путешествии Трей и Селета, про то, как они решили сбежать и, наконец, о пиратах Ориона.
– Сбежать? Зачем?
– Чтобы помочь моему отцу, – быстро ответил мальчик и встал с дивана.
«Так, вот оно что, – подумал Ленси. – Взрослый илльфи… Очень интересно. И что с ним стало? Очевидно, что ничего хорошего, иначе он не бросил бы малолетних детей одних в лесу».
