— Такой большой, а испугался, — не переставая смеяться, выдохнула она.
— Пусть знает, кто здесь хозяин! — ответил Едигир.
— Когда ты рядом, то я не боюсь ничего, правда, — Зайла доверчиво поглядела на него и спросила:- Ты испугался?
Едигир пожал плечами и с улыбкой тряхнул головой:
— Разве я похож на труса? Зачем обижаешь?
— Ладно, милый, пора собираться и плыть дальше. — В этот момент из леса послышался собачий лай, и только тут они заметили, что в самый нужный момент собак рядом с ними не оказалось.
Вскоре они вынырнули из кустов, дружно помахивая загнутыми хвостами. Морды у обеих были покрыты перьями и обильно смочены свежей кровью, что наглядно говорило о цели их отлучки.
— Ах, вы, проказники! — шутливо отчитала собак Зайла. — Когда нужны, так вас не дождешься. Промышляете где-то там. Нам бы хоть принесли что-нибудь на завтрак.
Собаки, услышав недовольство в голосе, пристыжено пробрались к лодке и, забравшись в нее, показывали всем своим видом, что готовы продолжать путешествие.
Зайла посмотрела на Едигира, стоящего чуть в стороне и с удивлением осматривающего окрестности, как бы не понимающего, где он и почему тут очутился. Она решила не донимать его вопросами и дождаться, когда он сам заговорит. Только сказала:
— Плывем дальше…
— Хорошо, — отозвался он, — раз ты говоришь, что надо плыть, значит поплывем дальше. — Какая-то безысходность и тоска прозвучали в его голосе, отчего у Зайлы защемило сердце, слезы подступили к глазам. Но она справилась с собой, сделав вид, что ничего не произошло.
— Сегодня ты будешь грести?
— Конечно, а то кто же? — Едигир ответил так, словно совсем недавно и не говорил, что не умеет грести и не сидел безучастно в лодке.
"Хорошо, — подумала Зайла, — если и дальше так пойдет, то может все и наладится, время вылечит его".
Быстро перекусив остатками вчерашней рыбы, столкнули на воду лодку и поплыли дальше по течению. Теперь лодка, направляемая уверенной мужской рукой, шла ровно и гораздо быстрее. Мимо проплывали крутые иртышские берега, покрытые хвойным лесом, и местами выглядывали желто-золотистые березы, мелькали багряные осины, красными гроздями подмигивали ягоды созревшей рябины. На душе у Зайлы стало радостно и спокойно, улыбка время от времени появлялась на ее круглом лице, и все происшедшее казалось не более чем сном, пригрезившимся дурным видением. Она не знала, что с ними дальше будет, но верила, что, пока они вдвоем, все будет складываться удачно и счастью их никто не посмеет помешать.
"Построим где-нибудь такую же землянку, как у всех, и будем жить охотой, рыбалкой. Потом найдем верных людей, которые разыщут нашего Сейдяка, вернем его к себе и станем растить его. И пусть эти войны проходят без нас. Пусть они там ссорятся, кто из них главней и важней, а мы будем любить друг друга, и никто, никто не сможет нам помешать".
— Зайла-Сузге, — вдруг услышала она через пелену своих мечтаний. И еще радостней стало, что любимый вспомнил ее имя, обратился к ней, зовет ее.
— Что, милый? — широко улыбнулась ему.
— Ты такая счастливая и радостная сегодня, а я не могу успокоиться, что тот огромный лось мог бы легко поднять тебя на рога и… мог бы даже убить.
— Не надо об этом думать. Все обошлось. А ты так храбро защитил меня. Спасибо тебе за это. Ведь ты в который раз спас меня…
— А ты спасла меня… — тихо проговорил Едигир, — расскажи, где ты нашла меня. Что с тобой случилось, когда ты покинула Кашлык? Расскажи.
И Зайла-Сузге начала под плеск тихой иртышской воды говорить. Она рассказала о встрече со своим братом, о битве при устье Тобола, о том, как она сбежала ночью из-под стражи… Только про приставания жирного Соуз-хана не сказала из-за женской гордости.
Когда же она стала говорить, как увидела полумертвого Едигира на хромой лошади, то он, внимательно слушающий ее до этого, перестал грести, и лицо его будто окаменело.
— А где она? — одними губами спросил.
— Ты о лошади? — переспросила Зайла, — Оставила ее на берегу, когда положила тебя в лодку. По ее следам нас быстро нашли бы. И я не знала, сколь долго ты будешь находиться в беспамятстве, поправишься ли вообще. Мне самой было жалко ее до слез. Но что я могла сделать? Что?
