— А что за грибы? — дружелюбно продолжает работник, показав рукой на корзинку Линкоффа. — Обязан вас уведомить, что сбор дикорастущих растений и грибов в Центральном парке запрещен. Вот, собственно, и всё, мое дело сделано! — улыбается он и не спеша отправляется дальше.
По подсчетам антропологов, чтобы добыть достаточное количество еды, племенам охотников и собирателей требуется не более семнадцати часов в неделю. Для многих из нас охота и собирательство из способа добывания пищи превратились в занятия, удовлетворяющие потребность в пребывании на свежем воздухе и/или социализации. Впрочем, это вовсе не означает, что грибники относятся к тихой охоте менее серьезно, чем племена, существование которых зависит от охоты и собирательства напрямую. Грибной азарт может разбудить в человеке первобытный инстинкт запасания корма, которого он в себе не подозревал. Человек получает возможность вступить в контакт со своим внутренним первобытным предком. С 2006 года Нью-Йоркское микологическое общество проводит в Центральном парке «перепись» грибов. На данный момент зарегистрировано четыреста видов, из которых одних только лисичек — пять. Для сравнения: растений в парке было обнаружено около пятисот видов.
В Центральном парке мне встретился также трутовик лакированный, Ganoderma lucidum, гриб, который необычайно высоко ценят в Китае из-за его лечебных свойств. В Древнем Китае верили, что этот гриб дарует бессмертие, а в Китае современном его продают в аптеках и применяют в лечении рака, сердечных заболеваний и прочих проблем со здоровьем. Если бы пациенты из Китайского квартала, расположенного южнее, знали, что достаточно просто сесть на метро и доехать до Центрального парка, расставаться со своими кровными в аптеках восточной медицины им бы не пришлось. Я аккуратно упаковываю гриб — отличный будет подарок моей малайзийской старушке-матери. Там не брезгуют смешивать восточную и западную медицину. Для малайзийцев использовать все возможные средства, когда того требует необходимость, — разумный способ подстраховаться. Я могла представить себе, как она подаст своим подругам чай из гриба «линчжи» прямиком из Центрального парка в Нью-Йорке.
Поход за грибами с Гари Линкоффом показал мне, как замечательно заранее знать, где именно зреют грибные сокровища.
Я собирала грибы в Центральном парке Нью-Йорка вместе с настоящим светилом американской микологии. Мне открылся новый мир, но он меня не увлек. По крайней мере тогда. Если честно, я вообще ничего не чувствовала. Если бы это было анатомически возможно, я бы сказала, что у меня случился вывих сердца. Внезапная смерть Эйольфа явилась физическим, психологическим и эмоциональным испытанием. Каждая клеточка во мне существовала в режиме боевой готовности, питаясь адреналином. Может ли скорбь парализовать чувства? Может быть, она вводит тело в своеобразный наркоз, впрыскивает природную анестезию, позволяющую человеку вынести горе? Может быть, из-за этого я вообще ничего не испытывала? Я словно утратила весь спектр чувств. Я не знала, как описать свое состояние, не могла ухватиться хоть за одно словечко. Бушующий в душе ураган скорби унес все слова.
Стена рухнула. Я осталась одна, без защиты, открытая всем ветрам. Скорбь высасывала из меня жизненную силу. И хотя меня окружали заботливые друзья и родные, я ощущала бесконечное одиночество. Я чувствовала, как усыхаю изнутри. От меня прежней осталась бледная, пепельно-серая бестолковая копия. Я уже начала задумываться, не сходить ли проверить глаза. Стал подводить слух. Почти полностью пропало обоняние, вся еда имела вкус картона. Будто моя сенсорная система вышла из строя. Раньше я могла закрыть глаза и сразу уснуть, а теперь считала бессонные часы в ночной темноте. В голове роились беспорядочно сменявшие друг друга мысли и образы. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Я скучала по себе прежней. Стопки непрочитанных газет и журналов, на которые были подписаны мы с Эйольфом, росли. Не раз я застывала перед входной дверью, не в состоянии сообразить, какой нужен ключ. На то, чтобы справиться с работой, уходила масса времени. Практические же дела стали почти невыполнимыми. Я не понимала, куда девается время. Оно просто утекало сквозь пальцы. Так, значит, живется тем, кому вечно не хватает времени, чтобы закончить дела в срок? Теперь медлительные нытики, опаздывающие везде и всюду, будили во мне сострадание. Я забывала о договоренностях, отмеченных в календаре. Я мало ела. Общение с людьми быстро утомляло меня. Мне дарили книги, задуманные как помощь скорбящим, но слова, не успевая выстраиваться в предложения, принимались плясать перед глазами. Я всегда любила читать, а теперь не могла запомнить и строчки из прочитанного. Я всегда любила музыку, а теперь не могла слушать наши любимые пластинки — при первых же звуках в горле вставал огромный ком. Скорбь требует силы, которую не разовьешь в спортивном зале.
