Свет заливал часовню через большое окно в потолке, горели стеариновые свечи. Каталка стояла перед современным витражом. Всё было чисто, аккуратно и спокойно. Убранство простое, без излишнего роскошества. Часовня выглядела почти изысканно. Мне это понравилось. Я прикоснулась к щеке Эйольфа, будто утешая его, хотя это и было уже невозможно. Или я пыталась утешить саму себя? Разница между тем, что поручили мне, и тем, что досталось медперсоналу до этого, была велика. Нам предстояло одеть Эйольфа и уложить его в гроб. Я твердо намеревалась проделать последнюю часть его пути вместе с ним. Жизнь не заканчивается с последним вздохом. Смерть — тысячи сакральных, почти что священных моментов. Они бесценны, и я берегу каждый из них как сокровище.
Как быть с одеждой? С собой у нас был довольно новый черный костюм и новый яркий саронг, который моя мать хотела положить в гроб в качестве последнего прощания. Работники похоронного бюро принесли свободную белую тунику, наряд, который здесь чаще всего выбирают для усопших, и легкое тонкое покрывало. Меня поразило, что в Норвегии умерших одевают только сверху. Покрывало, лежащее поверх туники, создает иллюзию сна и того, что усопший одет полностью. В итоге, сверху на Эйольфа надели белую норвежскую тунику, а снизу — цветной батиковый саронг, традиционную длинную малайзийскую юбку. Дома он всегда ходил в саронге. Это первое, что он надевал, придя с работы. Укрывать тело покрывалом не стали. И хотя изначально плана у нас не было, результат всё равно вышел приличный. Пожалуй, даже весьма достойный. Я радовалась, что нам удалось подобрать костюм, близкий Эйольфу в жизни. Приятно было осознавать, что мы сумели найти индивидуальный подход к задаче и не стали довольствоваться готовым вариантом из списка услуг похоронного бюро. Утешение можно отыскать даже в мелочах и самых неожиданных местах. Когда опускается крышка гроба, понимаешь, что жизнь завершилась, человек ушел безвозвратно.
На церемонию прощания собралось много как знакомых, так и незнакомых мне людей. Коллеги, приятели, однокурсники, члены садоводства, дальние родственники, с которыми мы не всегда поддерживали регулярную связь. Это было странно — смотреть вот так на жизнь, которую я, казалось, знала столь хорошо.
Обычно с публичными выступлениями у меня проблем нет, но как устроить самое последнее прощание? Что сказать? Я хорошо помню, как одним утром проснулась слишком рано. Это случилось за день до того, как вся моя семья должна была слететься в аэропорт Гардермуэн со всех уголков света. Мои Эйольфа очень любили. Отец обычно называл его «своим любимым зятем». И так как в семье я единственный ребенок, доля правды в этой шутке была, к тому же отец мог раз за разом повторять ее без риска обидеть других невесток. За окном уже наступило ясное летнее утро, хотя весь город еще спал. Я медленно отошла ото сна и поняла, что мне приснился Эйольф. Какая радость! Неожиданно и так приятно. Теперь, когда он мог вот так приходить и уходить, когда вздумается, в нем появилось что-то ангельское. Я открыла глаза и тут же насторожилась. Неужели Эйольф и правда здесь, в спальне? Слова пришли внезапно. Я схватила ручку и, не вставая с постели, написала всю речь.
Страха перед важнейшим, по моим представлениям, выступлением не было, равно как и уверенности, что я с ним справлюсь. Смогу ли я удержаться на ногах и не провалиться под землю? Смогу ли заговорить? Единственным утешением было то, что недосказанностей у нас с Эйольфом не осталось. Я благодарила судьбу за то, что в супруги мне достался именно он. Когда подруги, по обыкновению, жаловались на своих мужей, мне прибавить к разговору было почти нечего. К счастью, свою благодарность Эйольфу я выражала не раз. В супружестве он позволял мне быть самой собой, а не женой с потенциалом для совершенствования. Я успела поблагодарить его и за это, отчего на душе у меня было легче.
После церемонии прощания члены семьи, друзья и близкие были приглашены на поминки в общее здание садоводства. Меню было на редкость простым — ни элегантных канапе, ни многослойных бутербродов, только сосиски и тонкие картофельные лепешки. Я бросила все свои силы на церемонию и траурную речь. О том, что мы будем есть на поминках, я даже не подумала. Осознав, что заняться нужно еще и этим, я почувствовала легкую тревогу, но, додумавшись до идеи с сосисками, быстро примирилась с этой мыслью. Стол был действительно накрыт в память об Эйольфе. За все эти годы он наверняка съел не одну сосиску в лепешке втайне от меня. К тому же, исходя из того, сколько народу собралось и сколько порций уже было съедено, можно выскочить в магазин и купить еще. Практичной стороне моей личности такая затея пришлась по душе.
