Дин достал платок и небрежно перевязал глубокую рану. Боль возвращала горькое чувство реальности, оставляя за собой приятное, дурманящее послевкусие. Он хотел сорвать маску со своего истинного лица, но это под силу только ангелу смерти, который возможно прямо сейчас сидит рядом с ним на скамейке и тоже зорко смотрит на яростную, лютую метель. Они всегда рядом и если прислушаться и отрешиться ненадолго от вечной, гнетущей суеты, то можно услышать их ровное, тяжёлое дыхание.
6
Джим долго не мог дозвониться Дину, он начал сильно волноваться. Тени ползли, извиваясь словно гигантские змеи, на запад, к ещё освещённым прощальным солнечным заревом, грозным небесам. Сильно мело. Казалось, что мир превратился в белый, клокочущий ад, скрывающий в своих недрах безликих духов. Вечером Джим собирался заглянуть к Нилу в бар и расспросить посетителей и бармена о странных байкерах, появившихся в Грейвс Сити недавно. С наступлением сумерек в его мысли закрадывались странные, жуткие образы, оживающие при помощи бурной, творческой фантазии: то ангел смерти Самаэль, с кривым, зазубренным кинжалом в руке, то чёрный человек, медленно прогуливающийся по мглистой, сонной аллее, то умирающая под покровом ночной тени мать. На тихих, сонных улицах никого не было, он шёл домой в полном, гнетущем одиночестве. Зазвонил телефон, выводя Джима из сомнамбулического состояния. Он взял трубку.
– Что ты хотел? – спросил Дин, голос его казался сухим и безжизненным, почти механическим.
– Где ты сейчас? Мне нужно кое-что тебе рассказать, – взволнованно затараторил Джим.
– Я в городском парке. Может мне лучше приехать за тобой?
– Да, это было бы неплохо. Я возле дома 54 по Соннет Хилл стрит.
– Я скоро буду, оставайся там, – решительно бросил Дин и положил трубку. В телефоне послышались резкие, короткие гудки.
Джим тяжело вздохнул. Он находился во власти позднего ноября, времени наступления предвечного сна и смены ещё одного цикла. Его окружала свирепеющая под влиянием жестокого севера ледяная, ожившая мгла. Взгляд Джима упал на странного, высокого молодого человека, стоявшего возле старого, обветшалого дома через дорогу. У него были длинные, струящиеся волосы, отливающие словно вороное крыло, чёрное расстёгнутое пальто, костюм тройка и рубашка насыщенного угольного цвета и не высокий цилиндр ему в тон. В руках он держал трость с мощной, серебристой ручкой. Черты его лица были видны смутно, но Джим ощущал всем своим существом, что он ухмыляется, и от этого чувства ему было не по себе. В первые секунды молодой полицейский подумал, что это Израил, но приглядевшись повнимательнее понял, что обознался. Незнакомец пристально и пытливо смотрел на него, и от этого взгляда Джим хотел скрыться, сбежать в неизвестность, став невидимкой, но он лишь беспомощно ёжился, боясь пошевелиться. Из состояния оцепенения его вывел сильный и резкий толчок. Он повернулся в сторону человека, врезавшегося в него. Это была на первый взгляд привлекательной наружности девушка, одетая не по погоде легко: мешковатая, мужская кофта, чёрного цвета, рукава которой были засучены, открывая часть странной татуировке в виде непонятных надписей древними, неизвестными Джиму иероглифами на левой руке, светлые, облегающие джинсы и чёрные массивные берцы. Она была высокой, с красивыми, женственными формами. Лицо её было по настоящему прекрасным: щёки её немного раскраснелись от холода, большие губы были тёмно-вишнёвого оттенка, а зеркальным, серым глазам придавала эффектности чёрная подводка. Но что-то в её привлекательном лице пугало и настораживало, словно это всего лишь некое подобие маски, скрывающее неистовую, дикую, неукротимую звериную сущность. Длинные волосы, от корней насыщенно чёрные, а к кончикам переходящие в белый цвет, обрамляли её бледное, правильной формы лицо. Можно сказать, что внешне она была идеальной, за исключением большой, чёрной родинки под левым глазом. От неё приятно и сладко пахло духами с ароматом пиона. В руках девушка держала небольшой дрожащий комочек, заботливо завёрнутый в старый, тёплый, вязанный шарф.