Но все же — второклассник, которого натаскивает первоклашка…
— Мм, но она так и не придет, хех. Ничего не поделаешь, придется мне самой доесть остатки рагу, хоть это и многовато.
— …Оно было вкусное, правда.
— Я не спрашивала твоего мнения.
Голос ее был холоден, хоть я и похвалил ее только что.
— Но все же…
Отправиться в комнату к Марии; если бы «она» услышала наш разговор, уверен, она бы приуныла.
Если вспомнить — «она» всегда обедала вместе с Марией до тех событий двухнедельной давности.
Все почти как прежде. Моги-сан начала дуться на меня в своей больнице, и Дайя со мной по-прежнему не разговаривает, но, думаю, в целом моя спокойная жизнь вернулась.
Но ни Рико Асами, ни Рюу Миядзавы в этой повседневной жизни больше нет.
Золотую неделю нам продлили на четыре дня, так что уроки начались лишь 11 мая. А все из-за того, что в нашей школе учился подозреваемый в убийстве. Мы отдыхали, а директор школы выступал по телеку и чего-то вещал про то, что Миядзава-кун был успевающим и прилежным учеником.
В первый день после каникул здесь творилось нечто. Был такой бардак, что некоторые девушки даже начали плакать; повсюду носились журналисты со своими камерами. Обстановка даже близко не напоминала ту, какой полагается быть в классе.
Но прошла неделя, и все стало, как прежде.
Упоминание имени «Рюу Миядзава» стало для одноклассников негласным табу. Его имя неизбежно ассоциировалось с убийством, а это приводило к нежелательным последствиям. Так что во имя сохранения повседневной жизни даже имени его не позволено было существовать.
Конечно же, я буду помнить Миядзаву-куна. Не смогу забыть. И все же его имя никогда не будет упомянуто в разговорах учеников нашего класса.
Миядзава-кун не вернется больше в нашу повседневную жизнь.
И то же самое относится к его сестре Рико Асами.
Как только о происшествии стало известно, она потеряла свое место здесь. Раньше даже их одноклассники не знали, что Рико Асами — сестра Рюу Миядзавы; но теперь это известно всей стране. Ее фотография и адрес были опубликованы, и ее просто завалили журналисты и обычные любопытствующие, хотя вообще-то она была членом семьи жертв убийства.
Асами-сан ушла из школы раньше, чем мы об этом узнали.
— Кадзуки, что случилось? Ты смотришь куда-то в никуда, — поинтересовалась Мария, прикончив свой рамэн.
— А, не, ничего…
— Ты вспомнил Асами, да? …Боже, одни девчонки на уме.
— Только не говори об этом с таким намекающим видом…
Глядя, как я засмущался, Мария радостно улыбнулась. Теперь я точно уверен. Она — сверхчеловек. Хотя нет, это я знаю уже давно.
— За Асами можно не волноваться. Да ты и сам это знаешь, верно? — сказала Мария с улыбкой.
Я в ответ тоже улыбнулся и кивнул.
Да, я за нее не волнуюсь.
Я достал мобильник и открыл последний по дате голосовой файл.
«Доброе утро, Кадзуки Хосино-кун. Или следует сказать «добрый день»?»
В точности такое же приветствие, как то, первое. Только голос теперь принадлежал девушке, а не Кадзуки Хосино.
Голос Рико Асами.
В свойствах файла значится время создания — 6 мая, 2:00. Как раз когда мы с Марией вышли из семейного ресторана. Не знаю, когда именно Мария сперла у меня телефон, но она вручила его Асами-сан по собственной инициативе.
Чтобы та могла оставить мне это сообщение.
«Что же мне тебе сказать? Может быть: прости за все неприятности? Если, чтобы заслужить твое прощение, достаточно слов, я скажу столько, сколько ты захочешь. Но, думаю, это невозможно. Ты не простишь меня, я зашла слишком далеко».
Это совсем не так. Вечная обида ведь только мешает повседневной жизни.
«Грех брата тоже, думаю, ему никогда не простится, какое бы наказание он ни понес. Он может отсидеть в тюрьме десять лет, двадцать лет, может, даже больше, но, когда он выйдет, его грех все еще не будет прощен. То, что он сделал, хоть и было ради меня, все-таки было неправильно. Уверена, он постепенно ощутит тяжесть своего греха. И я думаю, его сердце разорвется, и не один раз. Но знаешь? С ним все будет нормально! Ведь брат сказал «я успел вовремя», хотя прекрасно знал все это!»
Голос ее звучал радостно, и у меня совершено не было впечатления, что она притворяется.
