— Нет, вы только поглядите на этого индейца, — продолжал Тревор, обращаясь к окружающим. — Он у нас новичок. Не пойму, зачем только Холлидэй его нанял. У него, похоже, кишка тонка, да и кто здесь станет слушаться краснокожего? Это, пожалуй, похуже, чем подчиняться какому-нибудь паршивому китайцу.
Кое-кто из шахтеров засмеялся, и надсмотрщик, стоявший рядом со стволом, посмотрел в их сторону:
— Закрой рот, Тревор, иначе тебе придется искать работу на другой шахте.
Итан подъехал прямо к стволу. Тревор, продолжая прохаживаться насчет индейцев и китайцев, потихоньку приближался к двум китайцам, стоявшим среди рабочих.
— Он, кажется, выпил, — сказал Итан надсмотрщику. — По-моему, сегодня ему не стоит давать динамит.
Надсмотрщик, которого звали Эд Хэмбл, нахмурился:
— Его давно пора прогнать взашей, только он знает себе цену. Поэтому ему все так легко сходит с рук.
— Если он взорвет половину шахты и Холлидэю придется отвечать за погибших людей, а потом еще восстанавливать ее, он больше не станет считать его таким уж незаменимым. Так что нам не стоит пускать его вниз сегодня, — подойдя к надсмотрщику, сказал Итан.
— Ты думаешь тебе удастся увести его отсюда? Итан усмехнулся;
— Если ты мне поможешь.
— Нет, спасибо. Он в два раза здоровее меня.
— Есть здесь кто-нибудь еще, кто умеет обращаться с динамитом?
— Стью Кованс. Он у нас второй подрывник. Итан снял свою кожаную шляпу и повесил ее на луку седла. Повернувшись, он направился к ожидающим своей смены шахтерам. На поясе у него висели кобура с револьвером и охотничий нож. Тревор был примерно одного роста с Итаном и такого же телосложения.
— Идем, Тревор, сегодня тебе не место в шахте. Услышав слова Итана, Тревор обернулся. Презрительное выражение его голубых глаз сейчас же сменилось неистовой злобой.
— Что ты сказал, индеец?
— Ты слышал, что я сказал. Ты выпил и сегодня не будешь работать.
Китайцы с ужасом смотрели на них. Большинство рабочих отступило еще дальше. В другой раз они заступились бы за своего товарища, но сейчас и сами видели, что Тревора Гейла нельзя допускать к работе с динамитом.
Тревор снял шлем и поставил на землю ведро с инструментами.
— Я пойду туда, куда мне захочется, и ты не смеешь мне приказывать. Я не стану слушаться какого-то паршивого индейца.
Итан сделал шаг вперед:
— Тебе придется послушаться меня! Забирай свое барахло и отправляйся домой.
Тревор чуть отступил, на его лице появилась ухмылка.
— Я никуда не пойду, индеец! — С этими словами он вдруг взял одного из китайцев за длинную косу и, притянув к себе, выхватил нож. — Или ты пустишь меня в шахту, или я сейчас отрежу этот китайский хвост. Ты знаешь, индеец, как китайцы дорожат своими косами, наверное, точно так же, как ты своими длинными патлами.
Тревор приставил нож к косе китайца, и тот в страхе закрыл лицо руками.
— Не надо! Не надо! — умолял он, — не отрезай мои волосы! Я умру от стыда!
Тревор, не отрываясь, смотрел на Итана.
— Если я отрежу ему хвост, другие китайцы начнут бузить, к ним присоединятся все шахтеры. Ты не боишься взять на себя эту ответственность?
— Отпусти его, — потребовал Итан, видя страдания китайца. Он прекрасно знал, что значит быть не таким, как все.
Наконец две клети с шахтерами, отработавшими свою смену, поднялись на поверхность. Эд Хэмбл дал знак рабочему в машинном отделении не отпирать двери клетей.
— Подождите пока чуток, — сказал он рабочим, решив, что будет небезопасно, если здесь прибавится еще шахтеров.
— Эй, что это значит? — спросил один из них. — Выпусти нас отсюда.
— Я заберу этого китайца с собой в клеть, и мы поедем вниз, индеец, — предупредил Итана Тревор.
С этими словами он потащил за собой к подъемнику дрожащего и вопящего от ужаса китайца. Итан понял, что должен сделать что-то немедленно, пока остальные шахтеры не вырвались из клетей и не присоединились к Тревору.
— Что с тобой, Тревор? Ты боишься меня? Поэтому ты решил спрятаться за китайца? — поддразнил ирландца Итан. — Ты, конечно, можешь отрезать у него хвост, только я ведь все равно не пущу тебя в шахту!
Тревор колебался, его лицо покраснело еще больше после того, как его обвинили в трусости. Люди в клетях шумели все громче и нетерпеливее.