Вчера в такой же дождь я обходил солдатские посты. Что ж поделаешь! Служба! В казармах распорядился топить печи, хотя время к тому еще не наступило.
Небо такое слезливое, что я даже не верю, будет ли оно когда-нибудь другим. Без единого просвета, как будто там, где-то за тучами, спряталось болото.
Даже если и не идет дождь по утрам, то все равно как будто он идет. Струйки стекают с елей, по мокрым стволам их ползает скользкая живность. Вдаль видеть невозможно: каждое деревце окутано туманом, словно ватой.
В этой серости и сырости только те дни и были, что мы прожили здесь вместе, солнечными, помнишь? Один раз шел дождик. А что тут теперь делается!
Поутру намеревался посадить шестерых гребцов в барку за большой рыбой, но опять затеялся дождь, и я не решился им приказать. Я тут не слишком командую, когда спокойно в крепости. Солдаты, кто не на посту, сидят по казармам, офицеры играют в карты и пьют. Добыли в лесу медвежонка, научили его плясать, так что вечерами единственная забава - это баловства нашего Миши. Знаешь, милая, хоть это и часть России, но все здесь на волчьих шхерах непривычное: и люди, и природа, и названия мест: Хиитола, Элисенваара.
В Петербурге-то, если и идет дождь, все равно хорошо, потому что там ты да Невский со всеми заведениями и офицерскими собраниями...
Не слыхала, Марусенька, часом, ходят ли еще про меня толки и как долго быть мне из-за них далеко от тебя и столицы.
Вчерашним днем пришло письмо от отца, он хочет, чтобы ты провела зиму у него - будет отпаивать тебя молоком. Добрый старик. В письме он упоминает о крестьянских бунтах... Петр днями на охоте, спрашивал, правда ли, что Россия бунтует. Значит, даже и сюда уже доходит, к солдатам нашим...
Тоскую по тебе до невозможности, драгоценная ты моя. Ваканций мне не предвидится, поэтому мы с тобой еще долго не увидимся. Ты должна укрепить легкие. Прошу тебя, пришли поскорее весточку. Сейчас прерываюсь, за чем-то бежит Петр.
...Кричит: у Елизаветы Андреевны началось... Послали за доктором. С письмом заканчиваю: сюда идет сам Василий Игнатьевич, идет степенно. Бог даст, все обойдется. У меня на такой случай припасена для него дюжина шампанского. Пока его супруга не разрешится, посидим вместе. Он здесь в более удачной жизни живет, чем я, ибо с ним любезная его Елизавета Андреевна. И вот-вот наш штабс-капитан станет папашей. Ах, что говорить про чужую жизнь!
...Василий Игнатьевич выкурил уже три полные трубки. Человек он, ты знаешь, крепкий, а тут - никак не удержится. А вот и опять Петр на пороге:
- С первенцем вас, господин штабс-капитан! Сынок у вас!
Ну вот и обошлось. Василий Игнатьевич расплакался сам, как дитя малое, на радостях-то.
Отправляю тебе, Марусенька, письмо с оказией и желаю одного: только поправляйся.
Твой преданный супруг Константин Назаров
Комендант крепости Константин Иванович Назаров был сердит. Денщик его, Петр, найден под дождем в виде непристойно пьяном, а когда его стали приводить в чувство, отбивался.
Он был доставлен к коменданту.
- Ваше высокородие, горе у меня. Перемерли все. - Он опустил седую голову и всхлипнул: - Срок кончается, а мне воля-то не нужна, некуда мне.
И он протянул коменданту смятое письмо.
Писано сентября 11-го года 1860-го от рождения
Христова дьяком церкви Вознесения Господня
села Кресты Вологодской губернии отцом
Пантелеймоном
Раб Божий Петр Иванов!
Извещаю тебя, что село наше Кресты постигло лютое горе. Случилась в местности нашей зараза, и прибрала оная многие дворы, перемерло тьма-тьмущая народу. Иные дворы совсем осиротели. Померли и твои все родичи. Отец твой, матушка, брат и сестры твои.
Зараза случилась нам в наказание Божье, что незадолго до нее мужики побунтовали из-за оброка... Упреждаю наперед тебя письмом, чтоб не имел расчету. Хотя и состояли мы с твоей матушкой в дальнем родстве, но сама она противу желания честной семьи выбрала горькую долю с отцом твоим и тебе досталось: как рожено, так и хожено. А теперь брат ли, сват ли - денежки не родня. Да и какой сейчас приход, сам посуди - одна голытьба. С мякины на воду перебиваемся...
