По легенде, первым такую речь с успехом произнес один из основателей Intel Гордон Мур, якобы случайно оказавшийся в одном лифте с калифорнийским финансистом Артуром Роком. Мур подстерег миллионера у лифта, зная, что времени в запасе – лишь пятнадцать этажей. Лифт тронулся, и Мур принялся излагать суть дела.
Пятый этаж. Миллионер молчит.
Десятый этаж. Никакой реакции.
Между одиннадцатым и двенадцатым этажами Мур хотел наложить на себя руки.
Пятнадцатый этаж. Двери лифта открываются. Миллионер бросает Муру: «Я дам вам деньги».
Два с половиной миллиона долларов от сформированного Роком пула инвесторов не заставили себя ждать.
Итак, каждая глава в этой книге будет открываться «речью для лифта». Для этой цели выберем здание повыше, подкараулим небизнес-общественность и бизнес-элиту, втиснемся в переполненный лифт. Нажмем кнопку. Погнали.
Хотя нет, не погнали. Нужно еще одно пояснение. У французов есть хорошее выражение: «Умный на лестнице». По-французски звучит так: «Espirit d’escalier». Оно означает, что человек всегда крепок задним умом и ответы находит слишком поздно. Скажем, приходишь на какую-нибудь вечеринку, кто-то тебе сказал что-то остроумное и почти оскорбительное, а ты в ответ промямлил какую-то несуразицу…
…зато когда ты уходишь, спускаешься по лестнице, вдруг такая мысль осеняет: «Так нужно было ответить… И так ответить… И эдак… А он мне… А я ему, негодяю, в ответ ему, падле, так волшебно и остроумно, что всё…» Словом, у тебя вдруг рождается гениальный ответ. И другие разные воинственно-победительные мысли приходят на лестнице. Очень поздно приходят всякие красивые мысли.
Вот что такое «умный на лестнице».
Так вот, каждая глава завершается «умной» репликой «на лестнице».
Теперь погнали. А, кнопку надо нажать…
Я медленно подошел к нему. Совсем близко. Уже мог разглядеть, что он читает. Томас Манн. «Волшебная гора».
Он увидел меня.
– У этого парня проблема, – сказал он, подняв книгу.
– Какая же? – спросил я.
– Он считает скуку Искусством.
Ч. Буковски, Макулатура
За свою простодушную веру он и поплатился столь жестоко.
Э. Золя, Я обвиняю
В прежнее время жизни у писателей были интереснее, чем их писания. А нынче – ни жизнь неинтересная, ни писанина.
Ч. Буковски, Макулатура
…его осенила счастливая мысль наблюдать за обвиняемым, поместив оного в комнату, сплошь покрытую зеркалами… чтобы осветить внезапно лицо узника и уловить приметы нечистой совести в испуге внезапного пробуждения.
Э. Золя, Я обвиняю
Этот человек стоял у киоска и читал журнал. Подойдя ближе, я разглядел, что это «Нью-Йоркер». Селин положил его на место и посмотрел на меня.
– У них только одна проблема.
– Какая?
– Они просто не умеют писать. Ни один из них.
Ч. Буковски, Макулатура
Я обвиняю…
Э. Золя, Я обвиняю
...
РЕЧЬ ДЛЯ ЛИФТА
ЕСЛИ БЫ…
Если бы Л. И. Брежнев в 1967 году эмигрировал в США… Если бы Н. В. Гоголь дописал русскую «Илиаду»… Если бы Г. Г. Маркес родился в Благовещенске… Если бы Л. Н. Толстой назвал свой роман «Цветы сакуры в российских снегах»… То тогда бы эта книжка называлась «Война и мир». Точнее: «Война и мир, или почему парни, которые любили литературу больше жизни, жестоко обмануты, но они не опечалились и продолжают дышать и действовать».
Автору этой книги хотелось бы думать, что он еще о-го-го. Он почти о-го-го. Но каждый день вносит в его словарь лишенные оптимизма «эх», «ой», «да ладно!». И еще много обидных для самоидентификации звуков и отзвуков. Всё как у всех. Но более обостренно, как у человека, отыскивающего свои корни. Вскрывающего родословную. Автор родился в 1960 году. Годы его детства и юности мало чем примечательны. Разве тем, что тогда в большей степени, чем сейчас, понятия и слова высокой культуры совпадали с субъектом, стремящимся стать культурой, тогда, во времена вавилонского столпотворения рифмы Пушкина с клятвой пионера, запятой, нервно нарисованной, Достоевским с коммунистическим субботником… Как хотелось насыщенно жить. Как герои любимых книжек.
Как не удалось насыщенно жить… Потому что хотелось, как у героев любимых книжек…
