Проверить правильность утверждения В. Ф. Иванова, что все перечисленные выше лица были масонами, в эмиграции весьма затруднительно и эту проверку я произвести не мог. Но если даже не все из указанных Ивановым лиц были масонами, то значительная часть их несомненно ранее была масонами.
Для разработки необходимых реформ 6 декабря 1826 года был создан особый комитет. Главой комитета был назначен старый масон, гр. Кочубей, друг детства Александра I, член созданного последним Негласного Комитета, который современники называли «Якобинской шайкой». Возникает вопрос, неужели Николай I не мог найти среди образованных людей более подходящего человека, чем гр. Кочубей? Видимо, более подходящего человека не было, хотя и гр. Кочубей не блистал ни умом, ни деловыми качествами. В дневнике Пушкина от 1 июня 1834 года читаем: «Тому недели две получено здесь известие о смерти гр. Кочубея. Оно произвело сильное действие: Государь был неутешен. Новые министры повесили головы.
Казалось, смерть такого ничтожного человека не должна была сделать никакого переворота в течении дел. Но такова бедность России в государственных людях, что и Кочубея некем заменить».
Недостаток людей заставил Николая I использовать и бывшего масона Сперанского, которого декабристы прочили в президенты русской республики после убийства всех Романовых. Сперанскому было поручено такое важное дело, как составление Кодекса действовавших в России законов. Сперанскому Николай I не доверял. Главой II Отделения Собственной Его Величества Канцелярии был назначен Балугьянский, которому однажды Николай I заявил, чтобы он не спускал глаз с Сперанского:
«— Смотри же, чтобы он не наделал таких проказ, как в 1810 году, ты у меня будешь за него в ответе».
Назначение бывших масонов на высшие государственные посты не было результатом непредусмотрительности Николая I. Во-первых, как мы указывали, ему не из кого было выбирать, приходилось пользоваться теми людьми, которые имели опыт управления государством, а во-вторых, во времена Николая I считалось достаточным, если люди дадут клятву не состоять больше в обществах признанных правительством вредными для государства. В «просвещенные, демократические времена» Ленина и Сталина всем масонам, конечно, сразу бы оторвали головы. Но во времена «деспота» Николая I, подобные «политические меры» не было принято осуществлять.
Не все масоны, конечно, честно исполняли данную клятву и перестали вести работу в интересах масонства. Часть масонов дав подписку, что они выходят из масонских лож и впредь не будет состоять ни в каких тайных обществах, продолжали состоять членами существовавших нелегально масонских лож, как это доказывает секретная директива Великой Провинциальной Ложи, разосланная тайным масонским ложам в сентябре 1827 года, спустя год после запрещения масонства в России.
Те же из масонов, которые на самом деле порвали связь с масонством не были, конечно, в силах мгновенно изменить свое мировоззрение. Перестав быть масонами формально, они еще долго, а другие навсегда, оставались приверженцами идей пущенных в обращение масонством. Дать подписку о выходе из масонской ложи — это одно, а перестать так мыслить, как привык мыслить долгие годы — совсем другое. Встречаясь друг с другом, члены запрещенных масонских лож, как и раньше видели друг в друге политических единомышленников и при случае всегда были готовы оказать поддержку друг другу.
На первый взгляд русское масонство производило впечатление потухшего костра, но это было обманчивое впечатление. Духовная зараза усиленно внедрявшаяся а течение 85-ти лет не могла исчезнуть легко и бесследно.
Имели ли политические салоны Кочубея, Хитрово-Фикельмон и Нессельроде какое-нибудь отношение к недавно запрещенному масонству?
Не могли не иметь, поскольку большинство знатных фамилий Петербурга уже несколько поколений были масонами. Кочубей, начиная с дней юности, был масоном. Хитрово — дочь Кутузова, масона высоких степеней, с детства вращалась в масонской среде и была знакома с многими масонами.
Политический салон жены министра иностранных дел Нессельроде тоже был местом встреч бывших масонов аристократов. Вел. Кн. Михаил Павлович называл графиню Нессельроде «Господин Робеспьер».
