— Какая шапочка? У меня нет никакой шапочки…
— Любая. Дамы бывают в шляпах, а я, как и многие, ношу обыкновенный ночной колпак. Показать? — спросил он и, не дожидаясь ответа от Ивана Петровича, позвонил в бронзовый колокольчик, взяв его со стола.
Почти тут же появился слуга, к которому князь обратился уже по-немецки:
— Принесите мой ночной колпак и узнайте, когда будет ужин.
Слуга, ничуть не удивившись его просьбе, с невозмутимым лицом ушел за колпаком, а князь весело сказал Ивану Петровичу:
— Я вас не приглашаю к ужину, мне носят несколько блюд в судках от ближайшего кухмейстера. Мне в моем одиночестве и бесприютстве очень удобно.
Лакей принес ночной колпак почему-то на серебряном подносе.
— Что это? — поинтересовался князь. Он уже забыл о своей просьбе.
— Колпак, — отвечал лакей. — Вы просили.
— Я не собираюсь ко сну! — возмутился князь. — Я ведь еще не ужинал, — добавил он плаксиво, а когда слуга ушел, сообщил собеседнику: — Немцы иногда бывают удивительно бестолковы, почти как русские. Помню, когда в 1841 году я был послан в Штутгарт для переговоров о браке великой княжны Ольги Николаевны с наследным принцем вюртембергским… — Князь остановился на мгновение, задумался и вдруг на полуслове задремал, так и не рассказав Ивану Петровичу историю о том, как глупы бывают немцы…
в которой Хитрово впервые попадает в купальню
целебного баденского источника. — Светское общество
в купальне. — Нечто о пороке во времена упадка. —
Князь Горчаков начинает свой рассказ о Лицее. —
Октябрь 1882 года
В большой зале с высокими сводами и мраморными колоннами находился бассейн. Золотисто-желтые стены с красно-фигурными фресками были выдержаны в помпейском стиле. Вода в бассейне была целебная, из горячих баденских источников, и потому парила. К воде вели широкие лестницы, выложенные разноцветными мраморными плитами; латунные поручни, отполированные ладонями, тянулись вдоль лестниц, повторяя их марши, и спускались к воде, где продолжались уже над поверхностью воды, так что, находясь в бассейне, можно было за них держаться.
По одной из лестниц, в длинном махровом халате, подпоясанном кушаком, и в ночном колпаке спускался Иван Петрович. В руках у него была походная чернильница в кожаном чехле и ручка, новая, роскошная, инкрустированная перламутром.
Он остановился на лестнице, пораженный открывшимся ему видом. Из воды там и сям торчали головы кавалеров и дам с надетыми головными уборами: широкими шляпами, ночными колпаками из фуляра, уборами собственного сочинения из подручных материалов. Купальня напоминала салон. Собравшиеся сбивались в кружки, слышался заливистый смех, щебетанье дам. Было несколько и чисто мужских сообществ, там, как сразу догадался Иван Петрович, говорили о политике. Слышалась французская, немецкая, английская речь, но к нему обратились по-русски. Он обернулся к говорившему.
— Ба! Иван Петрович, роднулечка! Орловский наш рысачок! Куда нелегкая вас занесла! От какой хворобы курс принимать будете? — навалился на него внушительных размеров толстяк, в котором Иван Петрович сразу признал одного своего знакомого, соседа по орловскому имению, большого любителя выпить не только вечером, но и за обедом, а также профилактически и по утрам.
— Очень рад, очень рад, Петр Александрович, — кивнул ему Иван Петрович. — Я тут, собственно, по делу… Исторические экскурсы…
— Плюньте, — искренне посоветовал толстяк. — Залезайте в воду и смотрите, как на вас прыщи полезут! Мои видите? — Он показал себе на плечи и на шею. — Это хворь, зараза выходят, вся мерзость организма наружу лезет.
— Да-да, — машинально кивал ему Иван Петрович, отыскивая глазами князя.
Горчаков был на другом конце бассейна. Два служителя усаживали его как раз в крупноячеистую сетку, подобие гамака, концы которой были привязаны к двум столбам с блоками. На одном из столбов была закреплена лебедка.
Рядом с Иваном Петровичем прошли две обнаженные дамы в шляпах и модных купальных костюмах из тонкого шелкового трико. Ткань плотно, как кожа, обтягивала породистые тела и, вполне возможно, скрывала их пришедшую с годами рыхлость. Они были веселы, напористы, жизнерадостны и всем своим видом подчеркивали, что они далеко еще не passe.
