– А теперь лучше уходите, – твердо сказал он.
Каролина заглянула в его глаза:
– Почему? Почему вы отсылаете меня? Почему не позволяете немного побыть рядом?
Несколько секунд Стерн боролся с собой, потом не смог больше сдерживаться:
– Спросите об этом вашего мужа, когда вернетесь домой. Он сможет вам ответить на ваши вопросы лучше, чем я.
Каролина сбросила с плеч его бурнус:
– Почему вы так обращаетесь со мной? Скажите мне, я должна это знать. Я не хочу вспоминать о Париже. Я хочу только быть рядом с вами. Никого ближе вас у меня нет. – Голос отказал ей.
Стерн обнял ее. Каролина не отстранилась. Против ее воли тело Каролины стремилось ощутить крепкое мужское объятие. Это длилось всего один миг, один удар сердца – когда она ощущала страсть, которую возбуждала в этом мужчине. И она понимала: это то, что притягивает ее к нему. Быть любимой! Не собственное чувство, а лишь гипнотическая сила чужой, куда более сильной страсти.
Они посмотрели друг другу в глаза. Каролина вдруг испугалась столь сильного чувства, разбуженного в этом мужчине, испугалась своей слабости. Неожиданно на глаза набежали слезы, и она насилу сдержала себя.
Возвратившись в свою комнату, Каролина бросилась на лежанку. Сквозь филигранные отверстия в стене ей была видна неподвижная тень мужчины. Все эти ночи нескончаемого путешествия в пустыне его тень была ее единственным утешением и надеждой – теперь же при виде ее сердце Каролины сжалось. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы он не услышал ее плача.
Когда Каролина проснулась, было уже светло. Она отбросила одеяло, сняла ночную рубашку и надела приготовленное одеяние: розовую муслиновую рубаху до щиколоток с крошечными серебряными пуговичками на вороте и на манжетах длинных рукавов, верхнее платье без рукавов из сиреневого шелка и, наконец, хаик из пепельно-серого, вышитого серебром шифона. Она причесала волосы и взглянула на себя в зеркало. Это был короткий испытующий взгляд – не только для того, чтобы поправить прическу. Она пристально всматривалась в свое отражение, словно силясь понять, почему вчера вечером вела себя столь безрассудно. Она совсем не хотела этого. Ей следовало бы забыть о том проявлении минутной слабости. Она хотела, чтобы между Стерном и ею все оставалось как прежде, хотя слабо верила, что такое может быть.
Каролина закрыла глаза, вызывая в памяти образ человека, которого любила. Она пыталась представить его тело, его лицо.
«Я любила его, – подумала она. – Я люблю его!»
Ей казалось, что за ее спиной – целая жизнь, наполненная этими тремя словами. День и ночь она искала его, тосковала по нему. Она принадлежала ему целиком – всеми своими мыслями, и душой, и телом. В своих мечтах она владела тем, до чего не могла дотянуться наяву. Сколько же дней было им отпущено, чтобы по-настоящему обладать друг другом? Мало, очень мало. И как же много дней и ночей выпало на ее долю, когда она оставалась одна, только в мыслях любя, только в мечтах чувствуя себя любимой! Безответная любовь и непоколебимая вера вели ее, поддерживали в трудную минуту – пока не были разбиты где-то там, в пустыне. Навсегда? Или они еще могут к ней вернуться?
Обрывки мыслей, неясные ощущения и смутные картины проплывали перед ней, пока она пила кофе и ела теплый ореховый шербет. Закончив завтракать, Каролина некоторое время сидела в задумчивости, потом, стряхнув с себя оцепенение, отправилась на поиски гостеприимного хозяина.
Было совсем непросто ориентироваться в этом чужом, незнакомом доме. Наконец она оказалась на какой-то галерее, которая окружала внутренний двор. Пока она не встретила ни одной живой души. От галереи отходили в разные стороны многочисленные коридоры.
Каролина все еще раздумывала, куда ей лучше свернуть, когда вдруг совсем рядом услышала шаги. Два человека направлялись в ее сторону по галерее. Каролина решила не попадаться неизвестным на глаза и укрылась в темной стенной нише. Судя по одежде, оба мужчины были врачами. Каролина прислушалась к их разговору, но единственное, что она смогла понять и уловить, – часто повторяющееся имя Тимур.
