По всем океанам и странам развеем
Мы алое знамя труда!
Место для колокольни было выбрано наилучшим образом — на господствующей над городом западной высоте, но съемка города не удается. Валит снег. Таня огорчена. Я тоже стараюсь выглядеть разочарованным. Священник Шура приглашает выпить церковного вина. Будьте его гостями! Он зовет вас на улицы и площади, в тенистые аллеи парков. Прикоснитесь сердцем к старине, порадуйтесь цветущей юности. Я вижу, что его несколько жалит Татьянино «ты», но он смиренно справляется с обидой.
15. Таня ушла через площадь в музей. Вернется ли? Гидо требует суп. Шофер Максим ест все, что ни попадя, нахваливая Германию. У меня нет сил его слушать. Вскакиваю, иду в музей. Она пьет чай с сослуживцами. В углу стоит большая блестящая модель искусственного спутника. Некоторые школьники принимают его за самогонный аппарат, — смеется Таня. Я громко, искренне смеюсь, хотя эта шутка мне известна.
16. В девять утра в районе Кувшинова еще шел бой, а в полдень бойцы и жители собрались на митинг, посвященный освобождению славного русского города. Пасля Вя-лiкай Айчыннай вайны горад адбудувауся занава, засяляуся новымi людзьмi: тэта русюя, украшцы, беларусы, яурэi. Негледзячы натое што каля 170 тысяч семяу стаяць у чарзе на атыманне жылля, у 1991–1992 гадах горад прытулiл каля 6 тысяч перасяленцау з раёнау, што пацярпелi ад катастрофы на Чарнобыльской АЭС.
17. Немец отпрянул. Таня выхватила из-под пояса юбки бутылку, решительно поставила на стол. — За мой день рождения!
18. — Милая Таня! Погода не благоприятствует наружным съемкам. Не отправиться ли нам снова к Голубю для фотографирования местной интеллигенции в творческом процессе?
19. Три надгробья — три биографии. Впереди у лауреата будут монумент «Воину-освободителю», грандиознейший мемориал в Волгограде, широко известная песня «Огромное небо», но первым памятником, посвященным подвигу народа, станет памятник Тани, а рядом тихо стану я (умный стратег, хитрый тактик, дерзкий командир).
20. Голубь принял нас как родных. Я сказал: — Для пользы дела нельзя ли вызвать вашу натурщицу? — Ленку, что ли? — Ну, Ленку. — Ее нет в городе. — Нам нужна натурщица. Иначе все сорвется. — Понимаю. — Это очень важно, — подчеркнул я. Глаза Голубя забегали. Я затаил дыхание. Глаза Голубя бегали в правильном направлении. — Татьяна! — вскричал он. — А почему бы тебе не заменить Ленку? — В самом деле, — скромно заметил я. — Хорошая мысль. — Татьяна смерила нас взглядом, как сумасшедших. — А что тут такого? — сказал я. — В Европе давно уже все купаются голыми. — Я знаю, — сказала Татьяна. — Но мы не в Европе. Ни в коем случае! Как вам только в голову такое могло прийти?! — Голубь с жаром принялся ее убеждать. Он говорил о семейной усадьбе Грибоедова, маневровом диспетчере Я. М. Ларионове, организовавшем несколько крушений поездов, наконец, о паровозе ЭШ-4290, навечно вставшем на постамент рядом с вокзалом 9 Мая 1980 года. — Паровоз мог встать, а ты нет? И тебе нисколько не совестно? — ЭШ-4290? Это тот, что ли, с красными колесами? — Да! Да! С красными! — рассердился Голубь. Таня закусила губу. — У тебя есть чистая простыня?
21. На подиум водрузили ярко-зеленую софу. Таня вышла в простыне, возбужденно попахивая подмышками. — Дайте мне водки. — Я выскочил во двор, растолкал Максима. Тот, обиженный, быстро уехал за водкой. Через пять минут я вошел в мастерскую с водкой и рюкзаком, набитым шоколадом. Я незаметно поставил рюкзак к батарее. Гидо уже расставил штатив, приготовился. Не зря он шесть лет проработал для немецкого «Плейбоя». Таня глотнула полстакана, сняла очки в голубой пластмассовой оправе, но в последний момент отказалась снимать простыню. — Я не буду делать это бесплатно. — Гонорар в размере месячной зарплаты, предложенный мною, рассеял последние сомнения женщины.
22. И когда, вскарабкавшись на софу, она бросила мне сверху простыню, я ахнул: она. Та, что мне надо. Схватившись за карандаши и яростно делая наброски, Голубь кричал, что у него никогда не было такой натурщицы, что ее с наслаждением писали бы Репин и Шишкин. Гидо вошел в раж, меняя объективы. Для меня было предельно ясно: именно ее во сне и наяву я мечтал всегда обмазать шоколадом.
