— Это не все, да? Самого плохого ты мне еще не сказал. Внукам я еще могу позвонить? Они на Тибет полетели отдыхать.
Спичка кивнул, отслеживая реакцию собеседника. ГУСП не дремал!
— Поторопитесь, Аристарх Андреевич. Скоро вступит в действие ограничение междугородней связи по телефонам и мессенджерам. Любительские радиостанции надо сдать в полицию. Через восемнадцать часов мы отключим интернет по всей стране, транслируя через провайдеров доступ на специальные сайты, созданные специально на случай начала военных действий. Когда ситуацию удастся стабилизировать, мы отменим запрет на интернет, но будет введена военная цензура в сфере всех средств коммуникаций и ограничения поиска и распространения информации. О запрет на митинги и забастовки я, пожалуй, промолчу.
— Спичка, слушай. У меня сын сейчас под Мурманском…
— Выезды из городов перекрываются блокпостами. Мужчины призывного возраста без документов принудительно доставляются в пункты мобилизации. Проще говоря, его, скорее всего, отправят на принудительный призыв. Также изымаются микроавтобусы, внедорожники, грузовики. Скоро большую часть АЗС закроют, топливо сольют под военные нужды. На оставшихся заправках топливо будут выдавать по талонам. Разумеется, у вашего подразделения будут привилегии. Главный возлагает на Берлогу большие надежды.
Аристарх Андреевич кивнул, прекрасно понимая, что сына от пекла войны он спасти так не сможет. Главное, пережить первый месяц. Потом станет ясно, что делать дальше. Спичка продолжил:
— Сейчас, сразу после введения военного положения, установлен запрет на продажу оружия, боеприпасов, взрывчатых и ядовитых веществ. На лекарства с наркотическим эффектом и алкоголь вводятся особые ограничения.
— Не трави душу. Скажи мне, куда сына отправить, пока хаос не начался?
Адъютант задумался на секунду.
— Никакого блата, Аристарх Андреевич. Докажет, что хорош, переведем в ГУСП. Пока пусть идет на призывной пункт. Скорее всего, на городской стадион, уже огороженный «Егозой». Сейчас подобные сооружения исполняют роль фильтрационного лагеря для призывников по годности и подготовке. Не знаю его состояния здоровья, но тех, кто откосил по этой причине, также поставят под ружье, отправляя под крыло гражданской обороны МЧС. То есть вспомогательные работы, прямо не относящиеся к военным действиям.
Война кажется уделом мужчин, романтикой, адреналином, доблестью и заслугами ровно до того момента, пока ты не сталкиваешься с ней лицом к лицу. Глава Берлоги знал, что конца этой войны он может и не увидеть. Однако то чувство молодости и силы, что он испытал, создав первый узел в ментальном теле, внушало определенные надежды на выживание. Пять лет как рукой сняло. Кто знает, что будет дальше?! Может быть, и вторая молодость, и нечто обманывающее клеточный механизм старости. Оба варианта уже подтверждены. Сила десятка человек, увеличенная скорость реакции, сверхвосприятие, возможность создавать защитную оболочку и многое другое. Да, следующие десять лет определенно запомнятся как величайшие в истории человечества!
Аристарх Андреевич по старой армейской привычке похлопал себя по щекам, ободряюще прошептал: «Прорвемся!» — и, улыбаясь Адъютанту Главного, начал расспрашивать того о будущем. Россия начала готовиться к Третьей мировой войне с неизвестным агрессором. Ну и что?! Русские уже давно привыкли выживать, а не жить. Теперь же Эпоха Магии официально началась!
Эпилог. Или Тот-кто-зовет-себя-Сиятельным
Эпилог Сиятельного. Первой книги в серии.
Сиятельный, Адрок Халдери, человек, юноша, студент, выживший. Блеклые ярлыки, по отдельности ничего не говорящие об удивительном человеке. Каша из знаний и жизненного опыта, которую невозможно усвоить. Плюс мертвое сознание в бездыханной оболочке. Сколько попыток слияния я уже совершил? Десятки или сотни тысяч? Со временем процесс поиска решения интеграции чужих воспоминаний перешел с сознательного на подсознательный уровень.
Адрок Халдери был похож на меня в детстве, но не смог справиться с проблемой своего разрушающегося самосознания. Пока не знаю, что случилось. Его личность можно представить как медленно рассыпающееся отражение в зеркале. При этом сама отражающая поверхность оставалась целой и невредимой. Разрушение шло сверху вниз, от личности индивида к социальной составляющей человека. Адрок Халдери в какой-то момент перестал себя таковым считать. Его тело отказывало не потому, что умирало от естественных причин, а из-за неспособности разных уровней сознания найти связь с телом. «Кто я? Сиятельный. Что связывается меня с этим телом? Неизвестно». Нельзя управлять тем, что никак не способен почувствовать. Возможно, его сознание стало чем-то большим, и материальное тело перестало подходить под роль физической оболочки. Пока я пришел к такому выводу.
