На лестнице возникла заминка. Петр почему-то не мог меня по ней поднять. Возможно, вес инвалидного кресла вместе со мной превышал его грузоподъемность. Рядом показалось знакомое чувство подавляющей мощи, как тогда, на разрушенной крыше в Хьюстоне. Тот самый пользователь в супердоспехе, пожирающем свет вокруг! Это определенно он! Неизвестный помог Петру поднять меня, где они как-то странно расстались. Мрак, так я его для себя прозвал, уходил спиной вперед, пока не исчез за поворотом. Только после этого я понял, что он все это время очень четко чувствовал мой взгляд на себе! Интересно, как работало его «дополнительное чувство»? Чувство взгляда? Интуиция?
Страшно… очень страшно. Я узнал бы палача со стадиона даже из миллиона других людей, наделенных сущностью. Он заметил нас первым и какое-то время ходил следом, а я никак не мог сказать Петру о враге позади. В тот момент, когда мы остановились у лестницы и палач подошел, здороваясь с моим сопровождающим, я думал, у меня сердце остановится. Оно бы и остановилось, если бы я его еще мог чувствовать.
Меня поднимали на третий этаж, будто таща во врата ада. С одной стороны инвалидное кресло держали союзники, а с другой — враги. Где-то впереди стояло существо — привратник, явно не человеческого вида, с такой подавляющей мощью сущности, спрятанной внутри тела, что становилось не по себе. Узор из веток не шел ни в какое сравнение с тем, что был у людей на первых двух этажах. В десятки, а может, и в сотни раз сложнее! То место за дверями холла с привратником вызывало смертельный холод. Смерть! Тьма, пронизанная чувством смерти, которое я знал и ощущал не понаслышке. Будто весь третий этаж этого здания был обителью тех, кто застрял между жизнью и смертью. Может, Берлога нашла способ безболезненно дать мне умереть и поэтому им в этом деле помогают бойцы из «Храма Душ»?! Но я не мог этого принять! Нельзя! Мне нельзя умирать, пока «Храм Душ» не понесет заслуженного наказания. Я не хотел идти на это кладбище для еще живых людей. Я не хотел вот так умирать!
Петр достал из своего кольца-хранилища шарик из блеклой сущности и передал его привратнику. У меня точно никаких запасов сущности не было. Когда браслет рассыпался, в нем ничего не было. И таких шариков я раньше не видел. Возникла неприятная заминка. Привратник отказывался меня впускать без платы. Аж от сердца отлегло. Успокоился. Когда палач заплатил за право прохода, настроение упало в бездну отчаяния. Петр принял его услугу, кивнув, и мы втроем зашли в эту обитель смерти.
Стоило пересечь невидимую границу третьего этажа, как по моему внутреннему миру прошлась волна холода, будто разрушив границы сосуда с моей собственной сущностью. Я есть тьма, а тьма вокруг есть часть меня. Длинный коридор вел в неизвестность. Тут время ощущалось так же искаженно, как у меня внутри. Слева и справа десятки проходов уходили во тьму, где границы восприятия размывались, будто туда запрещено входить.
Впереди показалась знакомый носитель сущности. Саманта Армстронг заметила меня, но не узнала, так как никогда не видела без маскировки. Сзади шла женщина со странным типом сущности, который был сосредоточен в шаре, зависшем в районе груди, а не рассеян по телу, как туман и ветки у других людей. Она почувствовала мой взгляд. В этот момент на этаж где-то позади ступил Энитан с группой людей, которых я не знал. Началась перестрелка. Саманта, Петр и женщина-шар объединились, отражая неожиданную атаку. В какой-то момент мое кресло резко покатилось вперед, прямо в тот самый проход, куда запрещено было входить.
Холод, пустота, кромешный мрак небытия. Это слово первым пришло на ум, когда я понял, где оказался. Место, в котором ничего нет. Абсолютно пустое пространство, лишенное понятия о материальных объектах. Разум, ранее скованный сосудом внутреннего мира, вышел за пределы физического тела.
Значит, все-таки это место, куда приходят умирать. Нет! Даже сейчас, находясь в небытие, я не мог заставить себя отпустить то чувство несправедливости, что заставляло меня жить все это время. Это тело, эта душа, разум, все чувства, все совершенные поступки — все это принадлежало не мне, а тем тысячам душ, что погибли на стадионе. Я Сиятельный! Огонь маяка для душ, уходящих в забвение. Тот, кто хотел подарить им чувство упокоения, одна спасенная жизнь за одну преждевременно закончившуюся. Моя жизнь не принадлежала мне. Мое право смерти, право на заслуженный покой… все это принадлежало тем, кто все еще не нашел справедливости за совершённое в тот день. Да, черт возьми! Пусть это будет месть, если на другое я не способен!
