Произнеся столь длинную дипломатичную фразу, Тягач достал платок и вытер лоб. Обычно он изъяснялся гораздо проще, а главное — короче.
Арбуз кивнул и, оглядев выжидательно смотревших на него авторитетов, ответил:
— Вопрос понятен. Но сначала, как в любой дискуссии, нужно договориться о терминах. Вот ты, уважаемый Яков Михайлович, сказал: общество. А что такое общество? Позволь мне немного порассуждать об этом. Я недолго.
Он глотнул минералки и, поставив стакан на стол, сказал:
— Предположим, в газете написано: Грузия испортила отношения с Украиной. Вроде бы все понятно, все привыкли к таким формулировкам, но в этом есть большая ошибка, которая частенько даже приводит к войнам. Ведь это не пять миллионов грузин вдруг возненавидели сколько там… Ну, скажем, сорок миллионов хохлов. Отнюдь! Просто некие господа Голопупенко, Пердодрищенко и Халявый не поделили что-то с господами Жопидзе, Брюхашвили и Добегулия. И все! А украинский народ, прочитав статейку в газете или послушав телевизионного комментатора, озлобляется на грузин, и наоборот, грузины начинают точить кинжалы на хохлов. Хотя можно решить этот вопрос элементарно — загасить этих шестерых гадов, и все дела. Я вообще не желаю обсуждать такие фальшивые понятия, как общество или государство. Ведь ни обществу, ни государству в рыло не дашь и к ответу не призовешь. Все это химеры, и хитрожопые люди — именно конкретные люди — ловко прикрывают свои личные интересы этими химерами. Вот и у нас то же самое получается. Ты, Яков Михайлович, сказал: общество обеспокоено. Отчасти я согласен с этим. Действительно, если кто-то начинает размахивать стволом, это может нервировать. Но я хотел бы знать, кто именно на меня катит. И по какому конкретному поводу.
— Один уже сказал об этом прямо, так ты его там же на месте и завалил. Помнишь, как покойный Башка рассказал нам в ангаре, как твой друг Роман Меньшиков грохнул Корявого? И, между прочим, из твоего же пистолета грохнул. А ты Башке за это башку продырявил. Это, брат Михаил, не шуточки. Потом Чукча в Волгограде… В общем, считай, что это я тебя спрашиваю от имени общества. Такое уж обязательство на меня выпало. И никаких обид, ничего личного, как американцы говорят.
— Между прочим, — Арбуз прищурился на Тягача, — ты сам только что сказал, что простых братков, то есть шестерок, никто не считает.
— Но ведь не только в Башке дело, — вмешался Сашок Паленый из Вятки. — Тут некоторые считают, что ты убрал Корявого руками Меньшикова. То есть не сам Меньшиков по своей воле грохнул его, а именно ты организовал это, чтобы с тебя спроса не было. И Чукча в Волгограде — кроме тебя, вроде некому. А ведь они оба — авторитеты. Этак, если каждый сам будет убирать кого угодно, то и общества не останется.
— Понимаю, — кивнул Арбуз, — вполне понимаю. И готов ответить по каждому из двух пунктов претензии. Во-первых…
В это время высокая и тяжелая резная дверь открылась, и на пороге показался один из бригадиров, отвечавший за безопасность и порядок на криминальном съезде. Арбуз замолчал, недовольно глядя на стража порядка, а тот с извиняющимся видом подошел к Тягачу и что-то прошептал ему на ухо.
Тягач сделал удивленное лицо и, кивком отпустив бригадира, повернулся к Арбузу. Внимательно посмотрев на него, он крякнул и сказал:
— Есть интересные новости. И, может быть, что-то разъяснится лучше, чем мы тут толкуем… Там Меньшиков пришел.
По залу, отдаваясь в далеких углах, пробежал ропот.
Арбуз тоже удивился и спросил:
— А ты, Михалыч, ничего не путаешь?
— Нет, Александрыч, не путаю. Сейчас его проведут сюда.
— Ну что же… — Арбуз пожал плечами. — Может, оно и к лучшему.
* * *
Подъехав на канал Грибоедова, Роман оставил машину около ментовской заставы и неторопливой походочкой направился к особняку, в котором час назад начался сходняк. По набережной напротив особняка лениво фланировали крупногабаритные братки, одетые в черные похоронные костюмы, и редкие пешеходы, скромно глядя в асфальт, старались поскорее пройти мимо них.
Роман же, нескромно засунув руки в карманы фланелевых брюк, подошел к подъезду и, сняв черные очки, обратился к стоявшему на ступенях братку, в ухе которого торчала пластмассовая клипса с витым проводом, уходившим за воротник пиджака:
