— И ты хочешь, как они, за вечер по пять тысяч проигрывать?
— Нет, Галя. Я в эти игры не играю. Я знаю одну игру. Она — беспроигрышная.
— Что же это за игра такая? В которую все только выигрывают?
— Есть такая игра, Галечка. Называется — политика.
— Да ну? Прямо так все и выигрывают?!
— А ты не замечаешь? По виду наших «уважаемых» — козлов этих драных, лидеров наших любимых? Что они, бледный вид имеют?
— Да, в общем, нет.
— Причем, ты обрати внимание, самый зачуханный, самый занюханный, самый третьесортный депутатишко, какой-нибудь засранец, который в Думу ходит только с бодуна, когда его вдруг осенит, что надо бы за народное дело порадеть, и для того: «Мерседес» — пожалуйста! Вот тебе и квартира, вот тебе дача, вот тебе Канары… Только это тоже все херня.
— А как они это все?..
— Ну, милая, много есть путей. В общем, я, конечно, и сейчас неплохо зарабатываю… Только там можно во сто крат больше сделать!
Галя только головой кивала. Она ведь, по ее собственному разумению, уже неплохо «зашибала». Учась у Вихрева, Ипатьева быстро овладела тонкой наукой скрытой и явной рекламы, узнала что такое заказные интервью, приобрела свои личные источники информации в лице, вернее, в лицах разных сомнительных личностей, с которыми приходилось делиться — иногда гонораром, а иногда и собственным телом.
Однако все эти предварительные затраты с лихвой вознаграждались. И когда она разводилась с Фонарем, у нее уже была и квартирка в районе станции метро «Октябрьское поле», и машина — какая-никакая, а все-таки «Фольксваген», хоть и «жук».
Одной Галине было пока не потянуть все это разом. Но репутация дороже денег, и уже имелись среди ее знакомых в столице люди, которые легко дали Ипатьевой нужную для покупки квартирки сумму в долг без процентов, конечно, в «условных единицах», не подверженных инфляции. Теперь доллары, марки, фунты и франки не казались ей какой-то опасной экзотикой: обычные бумажки, коих в течение чуть ли не каждого дня через ее руки проходило немало.
Сейчас Ипатьева пребывала в расцвете своей популярности и зарабатывала столько, сколько и вообразить себе не могла тогда, когда получила свой первый гонорар за интервью с защитниками Белого дома. В то время подобный гонорар представлялся ей очень крупной суммой, а ныне его, наверное, не хватило бы даже на сигареты.
Одна только оставалась у нее маленькая проблема: оргазма с мужчиной она как не получала прежде, с Фонарем (не говоря уже о ростовских подростках), так не добивалась и сейчас, сколь ни многочисленны были ее, что называется, связи. Все «связи» носили характер, скорее, какой-то обязательной отработки.
Будучи дамой во всех смыслах раскрепощенной, Галина попробовала и лесбийский вариант. Это оказалось чуть получше, чем опыты с мужиками. Те, хоть и отличались внешне — бывали разными: грубыми, обходительными, ласковыми, умелыми или полными растяпами, даже просто обворожительными и дико, по-звериному, сексуальными, но как только дело доходило до самого главного, начинали одинаково уныло долбить внутренности Галины своими одинаковыми каменными пестиками.
С женщинами — лучше: спокойней, интересней, разнообразней, веселее… Много могла подобрать Галина слов для сравнительного анализа разнополого и однополого секса. Все бы ничего, даже круг связей вырос неизмеримо — сексуальные меньшинства в столице как раз в то время переживали если не ренессанс, то уж точно освобождение и обретение себя, праздновали долгожданный «праздник», пришедший наконец и на их, прежде оцепленную вооруженными патрулями и простреливаемую насквозь, улицу…
Все бы замечательно, только вот тех самых «колоколов в ушах», «искр в — глазах» и прочих «взрывов» плоти и духа, которые приписывались в литературе ощущению оргазма, Галина так и не узнала. Как ни старалась, как ни доводила до седьмого пота и истошного визга разного возраста дамочек, с головой ушедших в модное движение «меньшинств» (иногда казавшихся Галине «большинствами»).
Ипатьева приехала в Питер сразу же, как только узнала о гибели Маликова.
Следуя по-прежнему мудрым советам Вихрева (который витал уже где-то в эмпиреях — в Министерстве печати), она основным направлением своей работы избрала политику, причем, как со временем выяснилось, в самом желанном для публики варианте.
