— Подумай, — осторожно предложила миссис Берд, покусывая губу. — Мне кажется, школа тебе подойдет. А я поселюсь неподалеку. По субботам и воскресеньям будем гулять по городу.
Миссис Берд вошла и, пригнув голову, направилась к письменному столу. Чего только не свисало с потолка в комнате Мэй: и «музыка ветра» с подвесками-стрекозами, и вешалка со струной, на которую были нанизаны желтые листья сумаха, и сухие гирлянды плюща. На подоконнике стояли бинокль для наблюдений за букашками и прочей живностью и телескоп, нацеленный в небо, чтобы смотреть на звезды.
На стенах висело столько рисунков, что они почти совсем закрыли старые тканевые обои. Там были Фасолька и миссис Берд, лес, воображаемые места и друзья и странные существа: одни — с крыльями и фиолетовыми волосами, другие — рогатые, третьи — в черных плащах. Среди них выделялся уродец с огромной кривой головой. Он выглядел особенно жутко. Не было на стене только Пессимиста. Частенько, проследив за взглядом миссис Берд, он принимался обиженно изучать рисунки в поисках своего портрета.
Временами, когда миссис Берд смотрела на самые страшные, самые мрачные рисунки, ее глаза снова становились большими и тревожными. «И ты еще хочешь, чтобы тебя не считали странной», — говорила тогда мама. Выглядела она при этом еще печальнее, чем кот.
— Ну как? Ты готова ехать на пикник? — Миссис Берд подошла к Мэй сзади и крепко ее обняла.
Мэй кивнула, теребя кисточки на длинной шали, в которую завернулась, превратив ее в платье. Болотные Дебри были очень малы и совсем обезлюдели, чтобы устраивать здесь праздник, поэтому Мэй и миссис Берд каждый год ездили на представление и пикник в Кабанью Лощину. Это было за два города от их дома, зато в Лощине всегда устраивали парад и соревнования, а еще туда приезжали все ребята из школы.
— Готова, — как можно бодрее ответила Мэй.
Мама чмокнула дочь в макушку. Аромат жасминовых духов миссис Берд впитался в шаль.
— Твои одноклассники будут рады тебя повидать.
Мэй покраснела. Она в этом очень сомневалась.
Девочка ни слова не сказала о том, что с начала каникул она достигла кое-каких успехов, пока тайно готовилась к этому дню. Налегая на пончики с арахисовым маслом и кунжутом, она прибавила почти целый килограмм, и поэтому была теперь не такой уж и тощей. Ее острые коленки немного округлились. А еще она училась улыбаться перед зеркалом. Обычно, когда Мэй улыбалась, все думали, что она строит рожу, но после долгих тренировок она добилась почти нормальной, на ее взгляд, улыбки. У девочек с милыми улыбками полно друзей. Миссис Берд не раз напоминала ей об этом, когда приходила помогать с готовкой на дни хот-дога[2] и видела, что Мэй одиноко сидит в самом конце стола пятиклашек, сгорбившись над кучкой моркови.
— Я не умею заводить друзей, — смущенно говорила девочка.
— Ну, по правде говоря, заводить их и не надо, — отвечала ей миссис Берд. — Ты просто дружи, когда они появятся.
Тогда Мэй думала, что уж это ей точно не грозит.
— Что это у тебя? — спросила миссис Берд.
Мэй посмотрела на предметы, лежавшие на столе.
— Овеществлятор. Он делает настоящим все, о чем ты мечтаешь. Вот захочется тебе сережки с изумрудами, и они сразу появятся.
Пригнувшись, миссис Берд прошла обратно, к двери. Она остановилась на пороге и задумчиво посмотрела на Мэй.
— А может, лучше стать юристом с большой зарплатой и купить мне эти сережки по-настоящему?
Мэй посмотрела на овеществлятор. Разве он не настоящий?
— Давай-ка искупайся. Я наберу ванну.
Девочка повалилась на кровать, представляя, как приедет на пикник. Что, если одноклассники не узнают ее? С лишним-то килограммом веса и широкой правдоподобной улыбкой, приклеенной к лицу.
«Кто эта девочка? — спросит один из мальчишек, Финни Элвей. — Кажется, она похожа на Мэй».
— Они увидят меня во всей красе, — заявила Мэй коту.
— Мяу? — оживился Пессимист.
Несколько минут спустя на лестнице снова послышались шаги миссис Берд. Скрипнул вентиль, шаги стихли. Мэй размотала шаль и пошла купаться. У самых дверей ванной она остановилась. Изнутри слышался плеск, словно кто-то играл с водой, устраивая водовороты.
