Поздно вечером, пробравшись на кухню, чтобы перекусить (Мэй не ела весь день), девочка застала там шестерых футболистов в форме. Те сидели за столом и разговаривали, беззвучно разевая рты. Тут же, на свободном стуле, расположилась мама с ноутбуком. Только Пессимист изредка поглядывал на призраков, лакая воду из своей миски.
На следующий вечер миссис Берд обнаружила дочь за кушеткой в покрытой пылью второй гостиной, куда почти никогда не заходили. Мэй только что увидела двух светящихся ребятишек без рук, игравших в прятки. На вопрос мамы, что она здесь делает, Мэй ответила, что собирает комочки пыли.
Как ни странно, лишь кривоголовый появлялся в доме постоянно. Другие никогда не приходили две ночи подряд, а он каждый раз возвращался. Мэй заставала его в самые неподходящие моменты в самых неподходящих местах. Она открывала шкаф, чтобы достать пижаму, а призрак расплывался в зловещей улыбке, покачиваясь на вешалке. Она спускалась в кабинет за книгой, а он сидел в шезлонге и, вальяжно закинув руки за голову, смотрел в окно на светляков, которые усыпали траву на заднем дворе, словно танцующие звездочки. Она садилась за стол в своей комнате, а призрак висел в дверях и смотрел на нее. Мэй пряталась под кровать и не выходила, пока тот не уберется.
Девочка не смыкала глаз пять ночей подряд. Она сторожила дверь спальни, наблюдая, не появятся ли незваные призрачные гости. И каждое утро перед рассветом видела из окна, как по тропинке, которая вела от парадного крыльца в лес, тянется вереница привидений. Похоже, они улетали в сторону озера. Девочка засыпала только тогда, когда последний призрак скрывался за деревьями.
Темные круги появились под глазами не только у Мэй, но и у мамы. Мэй изо всех сил скрывала происходящее, однако трудно было не заметить, что она постоянно сплевывает и повсюду бросает соль. Мэй цепляла на себя каждую серебряную вещь, которая находилась в доме. Она привязала на пояс все столовое серебро и носила его точно юбку, а на рубашку приколола ониксовую брошь.
Мэй собрала всю еду, какую могла унести, наполнила флягу водой и построила вигвам в самом дальнем углу своей комнаты. Туда она перенесла свою коллекцию серебряных долларов и сухую ветку барвинка из маминого венка. У входа Мэй поставила табличку с надписью «НЕ ВХОДИТЬ». Вигвам стал убежищем для девочки. Там она лежала, свернувшись калачиком, и ждала привидений.
Во Мхах произошла еще одна перемена. Вслед за призраками в дом хлынули письма, буклеты и каталоги из пансиона Святой Агаты. Ворох уже не помещался в руках у миссис Берд и засыпал весь кухонный стол. Мэй держалась от этих бумаг подальше, а вот миссис Берд штудировала их на полном серьезе, подолгу засиживаясь на кухне с кружкой чаю в одной руке и брошюрой — в другой.
— Представляешь, Мэй, они даже учат, как при первой встрече понравиться новому знакомому. Здорово, правда? Ты ведь не отказалась бы?
Мэй стала бояться выходить наружу. Она избегала маму, мигрируя из комнаты в комнату — из одной гостиной в другую, оттуда в библиотеку, потом в одну из четырех лишних спален или в мансарду, чье окно располагалось выше всех остальных.
Она не знала, что ищет. Но ей казалось, что если она поищет как следует, то найдет, как спастись от пансиона. Мэй прижималась лбом к оконному стеклу и смотрела на лес. Пессимист, как правило, крутился у нее за спиной, потом ему становилось скучно, и он убегал.
Мэй думала о Хозяйке Северной фермы. Теперь, когда мама смотрела на дочку так, словно у той выросла вторая голова, для девочки стало необычайно важно знать, что она кому-то где-то нужна. Верилось в это с трудом, но думать, что кто-то не считает ее никчемной, было так заманчиво.
Вот почему ей снова захотелось пойти на озеро. Странное желание. Когда Мэй об этом думала, она чувствовала себя так, словно у нее выросло не две, а три головы.
* * *
Было полпервого ночи. Мэй сидела в своем вигваме и читала «Сверхъестественное от А до Я», свободной рукой баюкая Пессимиста. Она как раз переворачивала страницу, когда дверь в комнату скрипнула. Девочка застыла, не смея даже голову повернуть.
