Я встал и начал искать свою шляпу.
— Мне очень жаль тебя, Чалмерс, — сказал я, направляясь к двери, — но я не собираюсь оставаться здесь дольше, чтобы выслушивать весь этот бред. Я пришлю тебе своего доктора. Это милый сухонький старичок, и он не обидится на тебя, если ты пошлешь его ко всем чертям. Но я все же надеюсь, что ты с уважением отнесешься к его советам. Недельный отдых на хорошем курорте подействует на тебя исцеляюще.
Я слышал, как он смеялся мне вслед, пока я спускался по лестнице. Но смех его был таким невеселым, что я чуть не расплакался.
II
Когда Чалмерс позвонил мне на следующее утро, первым моим побуждением было сразу же повесить трубку. Но его просьба оказалась такой необычной, а голос настолько взволнованным, что я даже подумал, что если буду иметь с ним дело, то и сам смогу сойти с ума. Однако я не мог сомневаться в его искренности и в том, что он глубоко несчастен, а когда он замолчал, я услышал, как он плачет прямо в трубку. И тогда я решил исполнить его просьбу.
— Ладно, — согласился я. — Я сейчас же приду к тебе и принесу гипс.
По дороге к дому Чалмерса я зашел в скобяную лавку и купил двадцать фунтов гипса. Когда я вошел в комнату своего друга, то увидел, что он съежился у окна и смотрит на противоположную стену выпученными от страха глазами. Заметив меня, он тут же поднялся и схватил сверток с гипсом с такой жадностью, что я просто опешил. К моему приходу Чалмерс вытащил из комнаты всю мебель, и теперь его жилище представляло собой довольно унылое зрелище.
— Возможно, мы сумеем расстроить их планы! — воскликнул он. — Но нам надо работать быстро, Фрэнк. В холле есть лестница, немедленно неси ее сюда. А потом достань ведро воды.
— Зачем? — тихо спросил я.
Чалмерс резко повернулся ко мне, лицо его раскраснелось.
— Чтобы развести гипс, дурак ты! — закричал он. — Чтобы развести гипс, который спасет наши тела и души от страшного заражения. Нужно немедленно развести гипс, чтобы мы могли спасти мир от них. Фрэнк, их надо держать подальше от людей!
— Кого? — еще тише спросил я.
— Псов Тиндала! — выпалил Чалмерс. — Они могут добраться до нас только через углы. Поэтому мы должны избавиться от всех углов в этой комнате. Я замажу гипсом все углы и все трещины. Нам нужно сделать эту комнату такой, чтобы она напоминала внутреннюю поверхность шара.
Я знал, что спорить с ним уже бесполезно, и мне пришлось отправиться за лестницей. Чалмерс развел гипс, и мы принялись за работу. Через три часа были замазаны все двенадцать внутренних углов помещения, соединявших стены между собой, а также с полом и потолком. После этого мы зашпаклевали оконные рамы, подоконник и косяк двери.
— Я останусь в этой комнате до тех пор, пока они не вернутся, — начал убеждать меня Чалмерс, когда мы закончили работу. — Как только они обнаружат, что запах ведет их лишь к искривлениям, они уберутся назад. Но они уйдут туда злыми, рычащими и неудовлетворенными, потому что не смогут принести в наш мир ту грязь, которая была в самом начале, за пределами времени и пространства.
Чалмерс тяжело опустился на пол и зажег сигарету.
— С твоей стороны было очень мило помочь мне, — поблагодарил он меня.
— Ты не хочешь, чтобы тебя осмотрел врач? — снова взмолился я.
— Возможно… завтра, — пробормотал он. — А сейчас я должен внимательно наблюдать и ждать.
— Чего ждать? — не унимался я.
Чалмерс едва заметно улыбнулся.
— Я знаю, что ты считаешь меня ненормальным, — сказал он. — Беда в том, что у тебя хоть и проницательный, но прозаический ум, и ты не можешь понять того, что существует и происходит вопреки законам силы и материи. А тебе когда-нибудь приходило в голову, друг мой, что сила и материя — это только барьеры на пути восприятия, которые ставят нам время и пространство?.. Но когда человек на своем опыте познает, что время и пространство идентичны и что они обманчивы, поскольку являются лишь несовершенными проявлениями высшей реальности, тогда он не станет искать в видимом мире объяснений извечным тайнам и ужасам бытия.
Я поднялся и направился к двери.
— Извини меня! — закричал он мне вслед. — Я не хотел тебя обидеть. У тебя величайший ум, но у меня… у меня — сверхчеловеческий. И поэтому вполне естественно, что я вижу всю ограниченность твоего сознания.